Опираясь на маленькую группу близких друзей, Фидель Кастро вложил все свои способности и необычайное трудолюбие в подготовку вооруженного отряда для отправки на Кубу. Сам он почти никогда не бывал на уроках по военному делу, потому что у него не хватало на это времени. Мы же, остальные, смогли довольно многому научиться у генерала Альберто Байо. Уже на первых занятиях ко мне сразу пришла уверенность в возможности победы, казавшейся мне весьма сомнительной в момент, когда я присоединился к мятежному майору, с которым меня с самого начала связали узы романтической симпатии, как любителя приключений, и мысль о том, что стоит умереть на чужом берегу за столь чистый идеал.
Прошло несколько месяцев. Мы начали постигать искусство стрельбы, и среди нас появились снайперы. Подыскав ферму в Мехико, мы под руководством генерала Байо (я в то время занимался подбором кадров) приступили к последним тренировкам, рассчитывая отправиться в путь в марте 1956 года. Однако в то время две мексиканские полицейские организации, которые находились на содержании у Батисты, охотились за Фиделем Кастро. Одна из них добилась успеха, задержав его. Однако она каким-то чудом не расправилась с Кастро сразу после ареста. Несколько дней спустя были схвачены многие другие участники движения. Полиция захватила также нашу ферму, расположенную в предместьях Мехико, и все мы попали в тюрьму.
Все это не позволило завершить первый этап нашего плана. Некоторые из нас провели в заключении пятьдесят семь суток, считая каждый день и постоянно ощущая нависшую над своей головой угрозу выдачи (свидетелями того являемся мы с Каликсто Гарсия). Но никогда мы не теряли личного доверия к Фиделю Кастро. И это несмотря на то, что некоторые поступки Фиделя позволяли говорить о том, что ради друга он был готов поступиться интересами дела. Я, помнится, изложил ему обстоятельства моего дела: иностранец, находящийся на нелегальном положении в Мексике, против которого выдвинут целый ряд обвинений. Я сказал ему, что ни в коем случае из-за меня не должна задерживаться революция, что я отдаю себе отчет в сложившейся ситуации и попытаюсь включиться в борьбу из того места, в которое меня вышлют, и что лишь нужно добиваться, чтобы меня отправили в одну из близлежащих стран, а не в Аргентину. Я помню также решительный ответ Фиделя: "Я не оставлю тебя". Так и вышло: пришлось потратить время и деньги, чтобы вызволить меня из мексиканской тюрьмы. Такое поведение Фиделя в отношении людей, которых он ценит, является ключом к пониманию той огромной любви к нему, когда к приверженности, основанной на принципах, присоединяется приверженность личного характера, что превращает Повстанческую армию в нерушимый монолит.
Шли дни работы в подполье. Мы прятались где могли, по возможности избегали появляться на людях, почти не выходили на улицу. По прошествии нескольких месяцев стало известно, что в наших рядах имеется предатель, имя которого мы не знали, и что он уже выдал партию оружия. Нам стало известно также, что он выдал яхту и передатчик, хотя и не успел еще совершить "купчую". В своем первом доносе предатель постарался показать кубинским властям, что он действительно был в курсе наших дел. Но это спасло нас; мы знали, что известно предателю. С этого момента началась лихорадочная деятельность. "Гранма" была подготовлена к выходу чрезвычайно быстро: съестные припасы, которые, по правде говоря, удалось достать в небольшом количестве, были свалены грудами вперемешку с обмундированием, винтовками, амуницией и двумя противотанковыми ружьями, к которым почти не было патронов. Наконец 25 ноября 1956 года в два часа ночи мы приступили к выполнению того, о чем говорил Фидель и что стало поводом для издевок в проправительственной печати. "В 1956 году мы станем свободными или мучениками", - заявил он.
С потушенными огнями покинули мы порт Туспан. Яхта была страшно перегружена людьми и различным снаряжением. Погода стояла очень плохая, но устье реки продолжало оставаться спокойным, хотя навигация была запрещена. Мексиканский порт остался позади, и спустя немного времени были зажжены огни. Мы лихорадочно стали искать лекарство от морской болезни, но так и не нашли его. Были спеты кубинский национальный гимн и гимн "26 июля" - все это длилось, наверное, не более пяти минут. Затем судно стало представлять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с мученическими лицами, обхватив руками животы, одни уткнулись головой в ведра, другие распластались в самых неестественных позах. За исключением двух или трех матросов да четырех или пяти пассажиров, все остальные из 82 человек страдали от морской болезни. Однако на четвертый или пятый день общая картина несколько улучшилась. Была обнаружена и причина течи на яхте: оказалось, что в туалете не был закрыт кран. Но к тому времени мы успели выбросить за борт все лишнее, чтобы облегчить судно.
Избранный нами путь описывал дугу к югу от Кубы, проходя около Ямайки и Больших Каймановых островов, а высадка предполагалась в каком-либо месте вблизи поселка Никеро в провинции Орьенте. Осуществление плана шло довольно медленно. 30 ноября мы услышали по радио сообщение о восстании в Сантьяго-де-Куба, поднятом Франком Паисом, который рассчитывал, что оно совпадет с прибытием нашей экспедиции. Ночью 1 декабря мы развернули яхту и взяли курс прямо на Кубу, нетерпеливо высматривая огни маяка на мысе Крус: у нас не хватало воды, топлива и провизии. Находясь в два часа ночи в сплошной темноте при плохой погоде, мы испытывали беспокойство. Марсовые сменяли друг друга, тщетно пытаясь обнаружить луч света на горизонте. Бывший лейтенант военно-морского флота Роке поднялся на маленький верхний мостик в попытке обнаружить огни маяка на мысе Крус, но потерял равновесие и упал в воду. Некоторое время спустя после возобновления движения мы увидели огни, однако астматический ход нашей скорлупки сделал нескончаемыми последние часы похода. Уже был день, когда мы высадились на Кубе, в месте, которое известно под названием Белик и расположено около Лас-Колорадас.
Какое-то каботажное судно заметило нас и сообщило по радио о своей находке батистовцам. Едва мы успели покинуть яхту, захватив с собой в большой спешке лишь самое необходимое, и забраться в болото, как над нами появилась вражеская авиация. Поскольку болото, по которому мы шли, было покрыто мангровыми зарослями, летчики противника, конечно, не обнаружили нас, но армия диктатуры уже шла по нашим следам.
Нам понадобилось несколько часов, чтобы выбраться из болота, в которое нас завели неопытность и безответственность одного из товарищей, назвавшегося знатоком здешних мест. И вот мы уже на твердой земле, заблудившиеся, спотыкающиеся от усталости и представляющие собой армию призраков, движущихся по воле какого-то механизма. К семи дням постоянного голода и морской болезни добавились три ужасных дня на суше. Ровно десять дней спустя после отплытия из Мексики, на рассвете 5 декабря, после ночного марша, прерывавшегося обмороками от усталости и привалами, мы добрались до места, название которого звучало как насмешка - Алегрия-де-Пио [1] (Святая радость). Это был небольшой островок низкорослого кустарника, охваченный с одной стороны плантацией сахарного тростника, а с другой - несколькими полянками, за которыми начинался густой лес.
