Однако воздадим должное трудам и усилиям целых поколений замечательных ученых. Кропотливое исследование литературного наследия Лопе де Вега, вглядывание в каждый поэтический образ и его дотошный анализ, публикация текстов, пристальное внимание к источникам, документам, кропотливая биографическая работа принесли немалую пользу грядущим поколениям исследователей. Среди главных плодов — найденные в 1860 году в архиве графа де Альтамира письма Лопе де Вега к герцогу Сессе, его патрону и покровителю, позволившие в конечном счете пролить свет на подлинные обстоятельства жизни испанского драматурга.
Постструктуралистская критика последней трети XX века, куда более ригористичная в своих исследовательских установках, двигалась как раз в обратном направлении, сосредоточив свое внимание на процессе «автовоображения» поэта и его многочисленных лирических «масках»: трогательный пастушок из пасторали и пылкий мавр романсов в «мавританском стиле», обожествляющий даму влюбленный из сонетов и комедий и старый греховодник и циник из бурлескной поэзии последних лет. Их портреты и «характеры» предстают порождением популярных в поэзии золотого века поэтических моделей — петраркистско-неоплатонической любовной лирики, философско-религиозной поэзии «разочарований», стилизованно-народного романсного стиха, сатирически-бурлескных «песен хулы и насмешки» — и не имеют ничего общего с духовными исканиями и переживаниями самого писателя. Для критики такого рода Лопе де Вега преимущественно блестящий поэт-стилизатор, виртуозно обыгрывающий литературные каноны, формулы и клише предшествующей и современной литературной традиции.
Последнее десятилетие, пытаясь преодолеть крайности двух подходов, ищет третий путь. По-видимому, есть значительная доля истины в замечании современного испанского исследователя А. Санчеса Хименеса о том, что и сам «Лопе сыграл очень активную роль в создании и распространении мифа и мифов о самом себе: о жизнелюбивом и страстном гении, способном на немыслимые крайности в любви и покаянии; мифа о таланте плодовитом, спонтанном и вдохновенном, „фениксе гениев“, авторе многих поэтических и прозаических произведений, способном легко сотворить комедию „в двадцать четыре часа“, а то и за одно утро; миф о народном поэте, воплотившем в своих творениях простоту и естественность своего народа, борца за очищение национального языка от заумных культизмов; мифа об испанском и кастильском поэте с большой буквы, сумевшем передать в своих произведениях самую суть испанской нации…»[1]. Источник, из которого черпаются эти самопорожденные мифы, — прежде всего поэзия Лопе, его письма и поздняя проза, которые при всем осознании литературной условности образов лирического героя или повествователя невольно читаются — по подсказке самого автора — по преимуществу автобиографически. Как ни парадоксально, в стороне от «лирической автобиографии», сотворенной из смеси жизненных обстоятельств и поэтическо-риторических моделей самим поэтом, зачастую остается главное порождение вдохновенного таланта Лопе де Вега — его театр.
Описать и исследовать жизнь, столь насыщенную творческими свершениями и личными событиями, каковой предстает, на взгляд нашего современника, жизнь Лопе де Вега — задача сложная и в значительной мере неразрешимая. Как различить литературное событие и жизненное происшествие, насколько автобиографичны произведения Лопе, насколько достоверны обвинения недругов и соперников (а среди них многие из блиставших пером современников писателя — поэт Луис де Гонгора, драматург Педро де Аларкон, наконец, Мигель де Сервантес) и правдивы ли в своих воспоминаниях друзья и поклонники?
Биография Лопе де Вега, написанная Сюзанн Варга, профессором испанской словесности Университета Д’Артуа, и предлагаемая русскоязычному читателю, — еще один шаг в стремлении познать жизнь исключительного человека и ее исключительные обстоятельства. Книга эта привлекательна не просто попыткой воссоздать с необычайной полнотой и тщанием все сколько-нибудь значимые и заметные события жизни великого испанца, но и стремлением увидеть жизнь Лопе в ее цельности, в непрестанном движении и соотнесенности внутреннего и внешнего в судьбе и творчестве великого испанского писателя. В поле зрения автора оказывается все, что может способствовать полноте воссоздаваемой картины: нравы придворной и аристократической жизни Испании конца XVI — первой трети XVII века; жизнь торговых улиц и площадей Мадрида и Толедо; система образования иезуитов и студенческая жизнь в университетах Алькала-де-Энарес и Саламанки; устройство театров-корралей и нравы театральной публики; литературная жизнь академий и монастырский уклад; походы «Непобедимой армады» и даже состояние морского флота Британии.
Жанр «литературной биографии» предполагает определенную долю вымысла и художественности: в биографии французской исследовательницы они легко проникают в изображение «жанровых сценок» эпохи и очень аккуратно участвуют в мотивировке событий и поступков героя книги. Сам Лопе «говорит» только строками из своих произведений, писем, предисловий, его оппоненты — судебными документами, зафиксированными высказываниями и оценками. При этом Сюзанн Варга отстаивает право на собственную интерпретацию уже известных эпизодов и событий. И с ней мы сталкиваемся, скажем, в весьма спорной оценке писем Лопе де Вега его другу и покровителю последних лет герцогу Сессе. Лопе станет для любвеобильного герцога этаким Сирано де Бержераком, сочинявшим амурные послания его возлюбленным. Более того, по желанию своего покровителя он описывал в письмах и собственные похождения, терзавшие его мысли и раздумья. Но так ли уж принудительно и тяжко исполнял он свою обязанность, как рисует это автор книги? Любование своим героем, его человеческой привлекательностью (доброта, благородство, незлобивость, великодушие — вот главные достоинства и почти «пороки» слегка идеализированного героя книги) и интеллектуальной мощью превращает Лопе в жертву коллекционной страсти (Сесса тщательно собирал всё, что выходило из-под пера его гениального друга) недалекого герцога. Тогда как на самом деле многолетний монолог поэта в письмах к герцогу скорее один из ярчайших примеров взаимозависимости друг от друга подлинного чувства и искусства, какими была полна жизнь Лопе.
Из искреннего восхищения же проистекает смягченная и подретушированная картина взаимоотношений Лопе с его собратьями по перу, а также сама история литературных полемик первой трети XVII века. То, что в книге дано лишь фоновым и очень выигрышным для Лопе событием (этаким шествием триумфатора!), на деле было едва ли не важнейшей заботой всей творческой жизни поэта. И особенно в последние годы: буквально на глазах у Лопе меняется культурная ситуация, нападки теоретиков-классицистов все острее и болезненнее, и даже собственная «школа» драматургов при дотошном (почти священном!) соблюдении основных принципов «новой комедии» шаг за шагом переосмысляет все идейные основы, на которых она покоилась.
