В радийной редакции на нас стали смотреть с неодобрением. Сначала один приехал, хватал все из-под рук. Теперь уже с машинисткой дай им место, стол, стул… Да еще стук от машинки и шум от моей диктовки.
Печатать с листа она не умела, ей надо было диктовать, да еще повторять каждую фразу по несколько раз.
Особенно возмущалась заведующая отделом Свердлова, дочь Якова Михайловича Свердлова. Небольшого роста, с длинным носом и длинными космами волос, она непрерывно курила и проносилась по комнате как метеор. При этом успевала пробурчать себе под нос, но довольно внятно что-нибудь нелицеприятное.
Да и сама поездка была вся на нервах. От Пушкинской площади до Шаболовки путь неблизкий. Да еще сплошные светофоры. Причем, как назло, всегда попадаешь на красный свет. Хотя таких пробок, как сейчас, не было, но точно рассчитать время прибытия было невозможно. Многое еще зависело от водителя, а они всегда были разные.
В общем, бывали случаи, когда я входил в редакцию, а на экране телевизора уже стояла заставка «Последних известий».
Но даже если и приезжали чуть раньше, работы было еще много нужно сверстать выпуск. Надо было расположить по важности материала все сообщения. Получалась чересполосица в жанровом отношении пленка узкая, пленка широкая, фото, устные сообщения. А ведь режиссер должен постоянно переходить с диктора в кадре на один или другой кинопроекторы, на пюпитры в студии с титрами и фотографиями, потом снова на диктора. И так все время.
Чтобы не ошибиться, нужна репетиция с дикторами и разметка всего выпуска. А репетиция с узкой пленкой (широкая шла со своим звуком) проходила в нашей маленькой монтажной. И пленка не может крутиться быстрее, и диктор не всегда успевает укладывать текст. Редактор всегда хочет сказать больше, чем в пленке кинокадров. Так что текст приходится сокращать по ходу.
Все делается быстро, реакция у всех, как у боксеров на ринге. А тут еще я со своим устным выпуском. В общем, после репетиции частенько приходилось бежать в аппаратную бегом.
Вначале редакция была в первом корпусе (бывшей церкви), а аппаратная во втором. Бежать приходилось метров 100, да еще по лестницам, да в холодное время еще и в верхней одежде. Режиссер Сергей Александрович Захаров был уже в возрасте. И не раз говорил мне на бегу: «Да не могу я бегать, тем более быстро». А я молодой и энергичный бегу рядом, чуть впереди и говорю: «Тренироваться надо».
Кончилась эта беготня, когда мы переехали во второй корпус, к студиям и аппаратным, и нам, наконец, поставили телетайпы. Теперь не надо было никуда ездить. Все было под руками.
В это время к нам пришло пополнение. Телевидение стало популярным, и многие высокопоставленные или просто известные люди стали стремиться устроить к нам своих родственников. И вот нашу мужскую компанию разбавили две красивые женщины: Рита Фирюбина — дочь замминистра иностранных дел и Галя Боровик — жена известного публициста Генриха Боровика.
В результате произошла реорганизация. Галя Боровик стала заниматься устным выпуском (с помощью телетайпов), а я и Юра Владев стали выпускающими редакторами. Раньше такой функции не было. За выпуск отвечали все по очереди. Теперь же мы с Юрой, работая через день, формировали выпуск «Последних известий».
Надо сказать, что конец 50-х годов был еще временем почти абсолютной свободы на телевидении. Не было давления партийных органов, высшего телевизионного начальства, не было даже цензуры так называемого Главлита.
Была только внутренняя цензура нас самих, и этого было достаточно.
Не было и узкого разграничения профессий. Любой мог стать редактором, или режиссером, или кинооператором, или ведущим в кадре.
Один из примеров Володя Ковнат. Он пришел к нам редактором спортивных материалов. Но потом, из-за нехватки операторов, стал потихоньку сам снимать киносюжеты. Большинство спортивных соревнований проходили под открытым небом и не требовали громоздкой осветительной аппаратуры.
Со временем он стал настоящим кинооператором, затмив многих выпускников ВГИКа. И это несмотря на ожесточенное сопротивление всей киногруппы, организовавшей против него настоящую травлю.
Другой пример, Игорь Беляев. Он тоже был редактором спортивных передач, но не у нас, а в общественно-политической редакции. Постепенно он перешел в режиссеры и стал известным режиссером-документалистом. Сейчас он просто корифей документального кино, лауреат всевозможных конкурсов, обладатель многих званий и правительственных наград. Недавно Михаил Сергеевич Горбачев подарил ему свою книгу с дарственной надписью за фильм о нем, о последних днях СССР.
Игорь Кириллов. Был помощником режиссера в музыкальной редакции. Подал заявление на конкурс дикторов и прошел. Я видел его в студии, с наушниками. Он выполнял команды режиссера. И вдруг вижу его диктором в кадре! Добился всего он благодаря своей замечательной работоспособности. Таких трудяг я просто не видел.
Тогда же началась карьера первых телевизионных ведущих — Юрия Фокина, Леонида Золотаревского, Галины Шерговой.
Я из любопытства тоже попробовал себя в новых жанрах. Заполучил в киногруппе напрокат кинокамеру «Адмира-16» и снял несколько сюжетов на купленной мной в магазине кинопленке. Это были материалы о работе завода железобетонных конструкций, о московском железнодорожном узле, спортивных соревнованиях.
Как ведущий, я провел несколько репортажей. Особенно запомнился репортаж с улиц Москвы в новогоднюю ночь (правда, это было около 9-10 часов вечера). Я беседовал с москвичами о их настроении, надеждах на будущее, поздравлял с праздником. Поскольку тогда ничего нельзя было сделать на улице без разрешения милиции, центральной фигурой разговора был милиционер. Я заранее просил, чтобы подобрали умного, толкового, хорошо говорящего и хорошо выглядевшего человека. И чтобы при этом он был рядовой. Зрители должны верить, что у нас вся милиция такая.
Начальник отделения сказал, что человека подберут, но только офицера. Рядовые в основном не москвичи, и разговора с ними не получится. И тут же успокоил меня «погоны дадим любые, какие надо!» Репортаж прошел хорошо. Но перенервничал я изрядно.
Последний мой репортаж был из одного из московских театров, где проходил партийный актив района. Я должен был провести интервью с секретарем райкома Тюфаевой.
Все было оговорено, прорепетировано. Но я так занервничал, что это передалось секретарю РК. Смотрю, а у нее руки дрожат, просто дробь выбивают по барьеру театральной ложи, в которой мы сидели.
Как прошел репортаж, я не помню. Только закончил я его в полубессознательном состоянии. Больше я за репортажи не брался.
