Наши войска растянулись от озера Ильмень до Великих Лук. Оборонявшиеся на этом рубеже соединения Северо-Западного и частично Калининского фронтов были переданы нам.
Мы получили задачу готовиться к боям за освобождение Прибалтики.
В середине ноября от нас взяли командующего 11-й гвардейской армией генерал-лейтенанта Ивана Христофоровича Баграмяна. Он возглавил 1-й Прибалтийский фронт (так теперь стал именоваться бывший Калининский).
Вместе с Баграмяном перешла туда и армия, которой он до этого командовал. А нам дали 10-ю гвардейскую армию, сосредоточившуюся к тому времени северо-западнее Невеля.
Алексей Иннокентьевич Антонов тут же ориентировал меня:
- Десятая вам очень скоро пригодится. Ленинградский и Волховский фронты будут рвать блокаду. Ваша задача сковать силы шестнадцатой немецкой армии, не допустить переброски их на север. Удар придется наносить на Идрицу. Действовать начнете дня на два раньше Волховского...
И вот 22 ноября 10-я гвардейская армия во взаимодействии с соседями перешла в наступление. Вначале она продвигалась по 8-10 километров в сутки. Но на подступах к Новосокольникам темп резко упал. Немцы успели подтянуть в этот район значительные подкрепления, и нашим войскам пришлось вести ожесточенные бои за каждый километр.
Противника мы связали, но большего добиться не смогли. Верховный выразил недовольство командованием нашего фронта, а руководство 10-й гвардейской армии приказал заменить. Вместо генерал-лейтенанта А. В. Сухомлина Маркиан Михайлович Попов поставил своего заместителя генерал-лейтенанта М. И. Казакова, а на должность начальника штаба армии назначил моего заместителя генерал-майора Н. П. Сидельникова.
* * *
Точно не помню, но, кажется, 14 февраля 1944 года мне позвонил мой давний друг генерал-лейтенант Федор Петрович Озеров - начальник штаба Волховского фронта:
- Леонид, наш фронт приказал долго жить!.. Дня через два я связался по телефону с бывшим командующим Северо-Западным фронтом генерал-полковником П. А. Курочкиным.
Он вместе с фронтовым управлением, выведенным в резерв Ставки, продолжал пока оставаться в нашей тыловой полосе. Павел Алексеевич огорошил меня еще одной новостью:
- Разговариваю с тобой отсюда последний раз. Фронтовое управление перебрасывается в район южнее Полесья и возглавит там армии левого крыла Белорусского фронта. По-моему, все они были раньше под вашей эгидой?
"Вот и замкнулся круг", - с огорчением подумал я.
Ранней весной сорок четвертого наши войска продолжали двигаться на запад. Правда, очень медленно. От берегов Рижского залива нас отделяли глухие леса, топкие болота, реки и речушки, многие из которых не имели даже названия. Еще больше на пути встречалось озер.
Нагрянула распутица. Дороги превратились в сплошное месиво, вода затопила низины и овраги. Пехотинцы с трудом вытаскивали из грязи ноги. Вязли машины и пушки. Соединения застревали и растягивались.
В один из этих дней ко мне зашел генерал-майор С. И. Тетешкин, недавно присланный из Генштаба на место Н. П. Сидельникова.
После деловой беседы он как бы между прочим сказал:
- На псковском направлении формируется новый фронт. Третий Прибалтийский.
- Там же армии Ленинградского!
- Вот три из них и явятся костяком нового фронта.
- Но зачем? - удивился я. - Ведь командование Ленинградского справляется с управлением ими!
- В Ставке считают целесообразным на каждую прибалтийскую республику нацелить отдельный фронт.
- Так почему было не поставить во главе Третьего Прибалтийского управление Волховского? Это же куда проще, чем один фронт расформировывать, а другой заново создавать.
Тетешкин пожал плечами.
* * *
По линии Псков - Новоржев - Витебск проходил так называемый восточный вал, рекламировавшийся немцами как непреодолимый. Нам предстояло прорывать северный его участок. Оборона здесь была мощной, глубоко эшелонированной. Километрах в 40-50 за первым рубежом находился второй, а за ним - еще три промежуточных.
Подступы к Прибалтике противник оборонял оперативной группой "Нарва", 16, 18 и частично 3-й танковой армиями. Для фашистской Германии эти земли имели большое стратегическое значение. Удержание их давало возможность продолжать блокаду нашего флота в Финском заливе, прикрывать Восточную Пруссию и наносить фланговые удары по советским войскам, если они начнут наступление в Белоруссии.
Нам было над чем поломать голову.
А тут снова начались перемещения. Во второй половине апреля мне позвонил заместитель начальника Генштаба генерал-полковник С. М. Штеменко и сообщил, что перед началом летнего наступления Ставка решила сменить у нас командующего и члена Военного совета фронта.
- Кого собираетесь прислать на их место? - поинтересовался я.
- Генерала армии Еременко и генерал-лейтенанта Богаткина.
Андрея Ивановича Еременко я хорошо знал еще до войны, когда он командовал Отдельной Краснознаменной дальневосточной армией. Это кряжистый, широкоплечий человек, прошел трудный путь от рядового бойца до командующего и имел за плечами большой боевой опыт.
Под его началом мне уже довелось воевать в 1941 году на брянском направлении. В тяжелой обстановке Андрей Иванович действовал спокойно, уверенно. Однако работать вместе с ним оказалось непросто. Андрей Иванович отличался крутым характером и редко когда соглашался с мнением подчиненных. Предложения выслушивал, а решал по-своему.
Была в характере нового командующего и еще одна черта, к которой я никак не мог привыкнуть. Он никому не сообщал, когда и куда уезжает. Видимо, опасался, как бы кто-нибудь из нас по-приятельски не предупредил заранее того командира или начальника, к которому он держал путь.
- Где вас искать в случае необходимости? - бывало, спрашивал я.
- Где буду, оттуда позвоню вам сам, - отвечал Еременко.
Генерал-лейтенант В. Н. Богаткин был человеком иного склада. Больше всего мне нравились в нем спокойная житейская мудрость и настоящая партийная принципиальность. Сам эрудированный и скромный, Владимир Николаевич терпеть не мог людей невежественных и кичливых. Проявляя требовательность к другим, был очень требователен и к себе, не потакал и собственному сыну, все время находившемуся на передовой.
Капитан В. В. Богаткин служил в 10-й гвардейской армии, командовал артиллерийским дивизионом и погиб в бою в начале 1945 года.
Но пожалуй, ярче всего Владимира Николаевича характеризует такой случай. В 1938 году Богаткина назначили членом Военного совета Сибирского военного округа. Не успел он еще принять дела, как однажды вечером в кабинет к нему вошли двое работников НКВД с ордером на арест командующего округом.
