Анна Австрийская была умна. Она ответила, улыбаясь:
— Все эти толки не имеют под собой никаких оснований. По той простой причине, что кардинал не выносит женщин. Он родом из страны, где у мужчин совсем другие наклонности.
Из чего следует, что регентша, дабы отвести от себя подозрения, готова была обвинить любовника в содомском грехе.
Однако никого это не обмануло, и Ла Порт, а затем мадам де Бриен также сочли своим долгом уведомить Анну о том, что в народе продолжает ходить худая молва о ее связи с кардиналом. Но если первого постигла такая же неудача, как и мадемуазель де Отфор, то второй, напротив, удалось добиться некоторой откровенности.
— Признаюсь тебе, что люблю его, — сказала королева, «покраснев до ушей», — даже больше того: люблю пылко, но чувства мои не затронуты; это мой разум пленился возвышенной красотой его ума».
И она поклялась на образке, что отныне прервет любую беседу с Мазарини, если тот позволит себе завести разговор на темы, не связанные с государственными делами.
Однако поздним вечером она вновь впустила в свою спальню кардинала, который, как и в прошлые ночи, утолил все ее желания.
Вспомнила ли она о своем обещании, стала ли выспрашивать о подробностях победы при Рокруа, пока любовник «наполнял ей корзинку», как изящно выражались в те времена?
Такое трудно предположить…
* * *
В одно октябрьское утро 1643 года парижане узнали, что Мазарини выиграл в пикет дворец Тюбеф, расположенный на том месте, где ныне находится Национальная библиотека.
Мгновенно из уст в уста начали передаваться шутки, весьма нелестные для регентши.
Когда же стало известно, что первый министр собирается переехать из Клевского дворца, что стоял рядом с Лувром, на улицу Тюбеф, простонародье шумно возликовало:
— Семейка-то развалилась, — судачили кумушки, прыская со смеху. — Королева и кардинал расстаются.
Радость оказалась недолгой. 11 октября Анна Австрийская, которой не терпелось вернуть приятное соседство, покинула Лувр и обосновалась в Пале-Кардинал, подаренный королю герцогом де Ришелье: теперь, чтобы попасть к регентше, Мазаринн нужно было всего лишь пройти через сад. Министр приказал пробить потайную дверь в стене, окружавшей сад, и ничто отныне не препятствовало ему каждую ночь «задавать корм» вдове Людовика XIII.
Бедная женщина, давно лишенная мужской ласки, ждала этого момента с нетерпением, которого не могла скрыть. Прижавшись лбом к стеклу, она неотрывно глядела в сад и бледнела, едва заслышав шуршание сухих листьев под шагами Мазарнни.
Однажды он не пришел. Не помня себя от тревоги, регентша послала на улицу Тюбеф верного Ла Порта, некогда спасшего ее. Камердинер вернулся с ужасной вестью: кардинал заболел желтухой.
В народе эта новость вызвала веселое оживление, и вновь стали распространяться язвительные шутки по адресу Анны Австрийской.
— Без причины никто не желтеет, — говорили тогда.
Но и на этот раз королеве удалось пресечь досужие разговоры.
Проявив изумительную отвагу, она заявила 19 ноября в присутствии всех членов совета, что «ввиду недомогания господина кардинала, ввиду того, что ему тяжело каждый день проходить через сад, дабы попасть в Пале-Рояль, и учитывая, что ежечасно происходят события, о которых ему следует докладывать, она считает необходимым предоставить ему апартаменты в Пале-Рояле, дабы иметь возможность должным образом обсуждать означенные дела».
«Решение королевы, — писал тем же вечером Годен, — было одобрено под рукоплескания господ министров».
Министры имели полное право аплодировать, ибо на сей раз влюбленные соединились под одной крышей.
Кардиналу отвели покои «во дворе, который выходит на улицу Бонзанфан»; отныне счастливому любовнику, чтобы попасть к королеве, нужно было лишь подняться по потайной лестнице, которая еще существовала во времена принцессы Пфальцской: та уверяет, что он проходил здесь каждую ночь.
Необыкновенная отвага со стороны женщины, которая еще два месяца назад краснела при одном упоминании Мазарини и стремилась всеми средствами — вплоть до самых экстравагантных — скрыть свою связь с ним, настолько удивила публику, что вскоре в городе стали шептаться, что любовники вступили в тайный брак.
Так впервые было высказано предположение, над разгадкой которого будут биться многие поколения историков.
Прежде чем мы в свою очередь займемся им, предоставим слово современникам.
Автор «Гражданского прошения», вышедшего в свет в 1649 году, пишет, например, о королеве и кардинале следующее: «Если правда, что они тайно поженились и что отец Венсан утвердил брачный контракт, они вправе делать то, что все видят, и много больше того, что всем известно».
Автор брошюры «Следствие умолчания на кончике пальца», также появившейся в 1649 году, вторит предыдущему: «К чему порицать королеву за любовь к кардиналу? Это ее обязанность, если правду говорят, что они поженились и что отец Венсан утвердил их брак, полностью его одобрив».
Другие высказываются на сей счет куда более определенно.
Так, аббат Лединьяна, каноник Алеса и доктор теологических наук Марк Антуан Деруа не подвергают никакому сомнению вероятность брачного союза. В весьма любопытном сочинении, вышедшем в свет в 1659 году под заглавием «Героическая муза, или Изображение достопамятных деяний его преосвященства с присовокуплением некоторых размышлений на различные темы», он выводит Мазарини в качестве тайного мужа Анны Австрийской.
И уж совсем категорична принцесса Пфальцская. В своих «Мемуарах» она без тени колебаний утверждает: «Королева-мать, вдова Людовика XIII, не только была любовницей кардинала Мазарини, но и вступила с ним в брак; он не был священником и не давал обета безбрачия, а потому ничто не мешало ему жениться. В Пале-Рояле до сих пор можно видеть потайную лестницу, по которой он каждый вечер отправлялся в покои королевы. Об этом тайном браке знала старуха Бове, главная камеристка регентши, и королеве приходилось сносить все прихоти своей наперсницы».
Уже этих свидетельств достаточно, чтобы предположение превратилось в уверенность. Но самое убедительное доказательство исходит от самого Мазарнни. 27 октября 1651 года кардинал, находившийся тогда в изгнании, отправил королеве письмо, составленное шифрованным языком. Два параграфа, которые мы приведем, служат весомым подтверждением слов принцессы Пфальцской:
«Уверен, что даже если все люди из вашего окружения, и среди них те, кто более всего обязан морю [1], изменят ему и соединятся, дабы настроить против него, они ничего не добьются, потому что они связаны узами, в отношении коих мы оба мыслим согласно, полагая, что не грозит им ни время, ни злокозненные усилия, от кого бы они ни исходили…
