Пробыв у Розе года два или три, Державин, однако, умел уже читать, писать и говорить по-немецки. Такой результат нельзя считать маловажным. Розе сообщил ему также твердый, красивый почерк, и мальчик благодаря этому упражнению пристрастился к рисованию пером. В промежутках между уроками он срисовывал с лубочных картинок богатырей, раскрашивая их чернилами и охрой. Таким-то образом, говорит биограф Державина, уже в детстве его начала проявляться та неутомимая деятельность, которая навсегда осталась отличительной чертой поэта.
В 1754 году отец умер. Сыну в это время шел двенадцатый год. «Гарнизонный школьник» Лебедев, а потом штык-юнкер Полетаев готовили его ко второму смотру по арифметике и геометрии. Оба они мало знали, довольствовались первыми действиями, а в геометрии – черчением фигур. Державин на всю жизнь остался плохим математиком.
Пятнадцатилетним юношей Державин поступил в казанскую гимназию. 21 января 1759 года – день поступления его в гимназию – было вместе с тем и днем ее открытия. До того в Казани, как и по всей Руси, существовали только гарнизонные школы. Казанская гимназия явилась чем-то вроде колонии Московского университета с его гимназией. Основанием своим она была обязана представлению просвещенного вельможи И.И. Шувалова.
Московский университет сперва послал в Казань одного из учителей своей гимназии в качестве разведчика и устроителя, а затем директором гимназии назначен был один из трех асессоров, состоявших при университете. Это был известный своей литературной деятельностью М.И. Веревкин.
Братья Державины были в числе первых 14 дворянских детей, вступивших в гимназию. Число учеников, однако, быстро возросло до девяносто пяти.
Веревкин, несмотря на некоторые недостатки, вполне оправдал свое назначение: он неутомимо заботился об успехах молодежи. Одна борьба за приобретение учебников доставила немало хлопот. Более 30 учеников должны были довольствоваться шестью экземплярами немецкой азбуки. Понимая уже значение, какое могла иметь Казань для изучения восточных языков, Веревкин предлагал открыть при гимназии класс татарского языка: «Со временем, – писал он, – могут на нем отыскиваемы быть многие манускрипты; правдоподобно, что оные подадут может быть и не малый свет в русской истории».
Впрочем, что касается преподавания в гимназии, то, по свидетельству самого Державина, главной целью было научить читать, писать и говорить сколько-нибудь по грамматике. Предметов преподавания значилось столько же, сколько и теперь, но в результате, по недостатку учителей, уходили немногим дальше пансиона Розе. Продолжая начатое, Державин и здесь больше всего успел в немецком языке, что положило, конечно, начало его развитию и знакомству с немецкой литературой.
Особенную охоту продолжал выказывать Державин (мы говорим о его рисунках у Розе) к «предметам, касающимся воображения»: к рисованию, музыке и поэзии. Более практическое применение эти способности получили в черчении. Его чертежи и рисунки пером не только понравились Веревкину, но дали последнему право похвастать перед Шуваловым во время поездки в Москву. Этот вельможа, заботившийся много о развитии искусства в России и незадолго перед тем основавший Академию художеств, был приятно поражен неожиданными плодами учения в отдаленной полутатарской стране.
Те, чьи работы были представлены Шувалову, удостоились записи в гвардейские полки по их желанию, а один из них– Державин – был объявлен кондуктором инженерного корпуса.
Веревкин награжден был тем, что со званием директора гимназии соединил назначение товарищем казанского губернатора. Известие о наградах по возвращении Веревкина в Казань произвело большую радость в гимназии. Ученики надели мундиры; с тех пор Державин в кондукторской форме исполнял на училищных празднествах обязанность артиллериста и фейерверкера.
По мере своего развития Державин все более выделялся среди товарищей. Веревкин скоро оценил не только его талант к рисованию, но также бойкость, подвижность, энергию и настойчивый характер. Предпринимая поездки по своей должности, он стал брать Державина для канцелярских надобностей во главе нескольких других молодых, способных людей. Целью одной, например, такой поездки было снятие плана с города Чебоксары. Веревкин сам не стеснялся ничем при выполнении своих намерений, действовал круто, задерживая суда на Волге и сгоняя бурлаков для тасканья чудовищных рам шириною в восемь сажень, с железными связями и цепями. Рабочие несли эти рамы поперек улицы; когда какой-нибудь дом выступал вперед и не давал пройти раме свободно, над воротами писалось: ломать. Так производилось на Руси равнение городов, заводился немецкий порядок. Между тем Державин чертил огромной величины план на чердаке большого купеческого дома, так как ни в одной обыкновенной комнате чертеж не мог уместиться. План остался недоделанным: его пришлось свернуть, уложив под грузом на телегу, и отвезти в Казань.
По поручению Шувалова Веревкин должен был исследовать развалины древней столицы Болгарского царства.
Пробыв в Болгарах несколько дней, Веревкин соскучился и уехал, оставив там Державина. Последний с товарищами работал до глубокой осени и привез в Казань описание развалин, план бывшего города, рисунки остатков некоторых строений, надписи с гробниц, наконец, собрание монет и других вещей, вырытых из земли.
Державин не успел кончить и скудного гимназического курса, как в начале 1762 года пришло из Петербурга требование явиться немедленно в Преображенский полк. Каким образом это случилось и куда девалось его назначение кондуктором, неизвестно. Вероятно, причиной тому были военные обстоятельства, неурядица и потребность в солдатах. В это время, со смертью Елизаветы, новый император Петр III замышлял поход в Данию одновременно с Семилетней войной и приказал потребовать в полки всех отпускных. Вследствие этого наступила очередь и для Державина.
Мы встретим его теперь в Петербурге, рядовым, в казармах полка.
Из Казани Державин приехал в Петербург в марте 1762 года и был зачислен рядовым в третью роту Преображенского полка. У него, как сам он говорил, «протекторов» не было, и вот главная причина, почему он только через десять лет получил первый офицерский чин. Одновременно с ним также рядовым поступил в полк Новиков. Между тем Фонвизин при поступлении в Московский университет был записан уже сержантом и не служил в полку.
Первое время службы было особенно трудно. Державин не имел ни родных в Петербурге, ни средств, достаточных для жизни, и его поместили в казармах вместе со сдаточными, то есть рекрутами из крестьян. По рассказу И.И. Дмитриева, Державин пошел на хлебы к семейному солдату. Стали его учить ружейным приемам очень усердно, так как Петр III был большой охотник до военных учений. Новичок, впрочем, показал хорошие успехи и скоро мог участвовать в параде перед императором.
