академику А. Е. Ферсману, любезно разрешившему процитировать по рукописи его оценку произведений Циолковского в области естествознания (во вступительной статье к редактируемому им V тому собрания сочинений Циолковского) и давшему мне ряд существенных указаний;
директору архива Академии наук СССР» Г. А. Князеву, предоставившему мне возможность ознакомиться с целым рядом относящихся к составлению данного труда материалов;
инженерам В. В. и А. В. Ассоновым, сообщившим целый ряд весьма существенных фактов и предоставившим фотоснимки.
Источники и использованные архивы указаны в перечне, приложенном в конце книги.
В числе экспонатов калужского Дома-музея К. Э. Циолковского имеется старая и редкая литография конца 40-х годов, изданная иностранцем Дациаро — владельцем крупных магазинов художественных изданий и изделий в Москве и Петербурге, выполненная по рисунку художника Р. Жуковского.
По странному совпадению, она изображает именно Калугу с ее древними зданиями, маковками церквей и пригородными хибарками. Над городом летит английский паровой самолет Хенсона[1] — «Из Лондона в Калькутту», как гласит надпись. А внизу, около убогой крестьянской хаты, лежит пьяный мужик, которого тормошит и старается привести в чувство испуганная жена: «Митрофан, а Митрофанушка! Полно те спать, погляди, что за чудо летит»,
Литография эта отражает пренебрежительное отношение богатой клиентуры магазинов Дациаро, претендовавшей на образованность, к собственному народу й преклонение перед «заграницей». Где уж, мол, нашим мужичкам не то что построить, но даже понять заграничную машину. Только там, у «англичан-мудрецов», и возможен прогресс науки и техники.
Действительно, господствующие классы царской России держали народ в отсталости, лишали его образования, душили народные таланты. Однако те, кто рассчитывал на неизменность подобного положения вещей, не учли одного обстоятельства. Несмотря на тяжкий гнет, губивший проявления народного гения, этот гений был столь могуч и плодотворен, что лучшие сыны русского народа добивались величайших открытий и изобретений, зачастую далеко опережавших «заграницу» во всех областях науки и техники.
Трагизм положения русских ученых и изобретателей заключался в том, что реакционнейший строй самодержавной России не давал им возможности осуществить их замечательные открытия и изобретения на практике.
Так было и с проблемами летания.
Именно в Калуге, служащей на гравюре Жуковского символом провинциальной глуши, развернулась в этой области техники работа замечательного ученого и изобретателя, опередившего в своих проектах современных ему зарубежных исследователей. Труды калужского учителя Константина Эдуардовича Циолковского явились важным звеном в цепи мировой науки о завоевании не только воздушного океана, но и межпланетного пространства.
«Возвращение воздухоплавательной машины из Бомбея, через Калугу в Лондон». Литография 40-х годов XIX века по рис. Р. Жуковского, изд. Дациаро.
Когда Великая Октябрьская социалистическая революция разбила вековые путы, сковывавшие науку и технику императорской России, деятельность калужского ученого оказалась оцененной по достоинству. Тогда, правда, с запозданием на несколько десятилетий, поняли значение работ Циолковского и некоторые крупные иностранные ученые, писавшие в далекую Калугу: «Вы зажгли свет, и мы не дадим ему погаснуть».
Константин Эдуардович Циолковский родился 17 сентября 1857 года в селе Ижевском Спасского уезда, Рязанской губернии, в семье лесничего Эдуарда Игнатьевича Циолковского, предки которого были выходцами из Литвы.
Окончив Лесной институт, Э. И. Циолковский нашел работу по своей специальности в центральной, богатой лесами, части России.
Мать Константина Эдуардовича, Мария Ивановна, урожденная Юмашева, была русская, но в жилах ее предков текла и татарская кровь.
«Мать моя была натура сангвиническая, горячая, хохотунья, насмешница и даровитая, — писал впоследствии Константин Эдуардович в своей автобиографии[2].
В отце преобладал характер, сила воли, в матери же талантливость. Ее пение мне очень нравилось. Отец был старше ее лет на десять. Родители мои очень любили друг друга, но этого не высказывали... У родителей было пренебрежение к одежде, к наружности и уважение к чистоте и скромности. Особенно у отца. Зимой мы ходили в полушубках, а летом и дома — в рубашках. Иной одежды не было.
Отношение отца к царскому правительству было скрыто враждебное. Отец не сидел в тюрьме, но ему нередко приходилось иметь дело с жандармерией, и у него было немало неприятностей с начальством. Поэтому из казенных лесничих его скоро высадили... Среди знакомых отец слыл умным человеком и оратором. Среди чиновников — красным и нетерпимым по своей идеальной честности... Вид имел мрачный. Был страшным критиком и спорщиком».
Независимый и гордый по своему характеру, лесничий недолго уживался на местах. Он работал то по своей специальности в казенном лесничестве, то управляющим имением у какого-нибудь помещика, то секретарем по лесному ведомству, а часто и совсем не имел службы. У него была на руках многочисленная семья. Всего детей было тринадцать. Частые переезды Циолковского, связанные с переменой мест службы или с поисками работы, разоряли семью и без того небогатую, тем более, что Эдуард Игнатьевич, человек строго честный, совершенно не признавал никаких так называемых «побочных доходов», на которых зачастую составляли себе капиталы его коллеги. Единственным ресурсом семьи лесничего было его небольшое жалованье, да еще в один период жизни— скромный гонорар, получаемый им в качестве преподавателя естествоведения в одной из таксаторских школ. Поэтому бедность была постоянным спутником семьи. Значительную часть свободного от работы времени Эдуард Игнатьевич посвящал сочинению философского труда. Он писал, исправлял и переписывал его всю свою жизнь, но так и умер, не закончив.
«Наклонность к точным и естественным наукам я получил по наследству от отца, который был лесничим и преподавателем естественных наук», писал Константин Эдуардович в своем письме в ТАСС от 28 июня 1935 года. От отца же унаследовал он и склонность к изобретательству.
«Всякий физический труд отец в нас поощрял, как и вообще самодеятельность. Мы почти все делали сами», говорится в автобиографии ученого.
Эти качества позволяли Константину Эдуардовичу самостоятельно усвоить целый ряд ремесл, крайне пригодившихся ему впоследствии, когда понадобилось создавать одну за другой модели летательных аппаратов, строить всевозможные приборы, машины, станки, производить опыты и прочее. Э. И. Циолковский оставил сыну небольшое собрание книг по философии и естественным наукам, в том числе ряд книг по биологии[3].
