Напряженное молчание встретило меня на заседании политбюро Монгольской народно-революционной партии. Заседание открыл Ж. Батмунх, который, не объявив даже повестки, коротко сказал, что профессор Е. Чазов расскажет о состоянии здоровья Ю. Цеденбала. Я почувстовал на себе пристальный, изучающий взгляд десятка людей, сидевших за большим столом в мрачноватом зале. Все выжидали. Я уверен, что каждый из них понимал, что решается судьба руководства страной, а может быть, и ее будущего, а самое главное, решается судьба каждого из них.
Достаточно подробно для такого заседания, как заседание Политбюро, я изложил историю болезни и условия, которые способствовали ее возникновению. Понимая, что рассказывать людям, далеким от медицины, о наших данных без конкретных материалов нелегко, я захватил с собой большие снимки компьютерной томографии мозга. Когда члены политбюро увидели в сравнении с томограммами здорового человека характер изменений мозга у Цеденбала, они были настолько подавлены, что почти не задавали мне вопросов.
Уверен, что мое выступление не было для них откровением. Постоянно общаясь, они видели, как изменился Цеденбал, как потерял память и работоспособность, стал неадекватен. Но им нужны были доказательства со стороны, импульс, который бы позволил, не нарушая сложившегося представления о «товариществе», решить вопрос об освобождении Цеденбала. Да и не было у них другого выхода после моего доклада.
Смена руководства на удивление многих, кто выражал опасение, в нашей стране, да и в Монголии, прошла спокойно, без намека на политические бури.
На аэродроме в Москве, куда я прилетел с представителями Политбюро МНР, которые должны были сообщить Цеденбалу принятое решение, нас встречали несколько человек из аппарата ЦК. Заместитель заведующего отделом О. Б. Рахманин, здороваясь со мной, сказал: «Ты даже не представляешь, какое большое дело для Монголии, да и для нас, ты сделал. Раньше за такие дела вручали государственные награды. Сегодня на память о случившемся я дарю тебе вот эту очень редкую ручку». Эта ручка, да большая шкура монгольского волка, которую мне подарили в посольстве, напоминают о тех трудных днях, которые пришлось пережить.
В нашей международной деятельности были и неудачи, которые пытались использовать в политических целях некоторые деятели и определенные круги как на Востоке, так и на Западе. Даже для меня, познавшего всю глубину «иезуитства», низости и эгоизма как государственных и политических лидеров, так и самих государств в борьбе за власть, за лидерство, за свое превосходство, бывали странными и удивительными однозначные оценки определенных событий противоположными по взглядам, характеру и принципам лицами и организациями.
Так было и в случае болезни и смерти президента Алжира Хуари Бумедьена. Драматизм ситуации был связан с тем, что тяжелую болезнь и трагедию гибели крупнейшего арабского политического лидера хотели использовать в корыстных политических целях, надеясь опорочить советскую медицину, посеять среди алжирских граждан недоверие, а может быть, и ненависть к нашей стране.
Шли обвинения в адрес советских врачей в некомпетентности, ошибочном диагнозе, а отсюда — и в неправильно построенном лечении. К сожалению, режим секретности, которым было окружено это лечение, да и внешняя сторона развернувшихся событий, способствовали распространению этих слухов и нечестных домыслов. А их было немало в тот период в прессе, на телевидении и радио ряда стран.
В один из сентябрьских дней 1978 года мне позвонил встревоженный А. Н. Косыгин. «Только что, — заявил он, — я получил странную телеграмму из Алжира, в которой говорится, что сегодня утром в Москву внезапно вылетел на лечение президент Алжира X. Бумедьен. В телеграмме просят обеспечить безопасность полета над территорией СССР и встретить президента на аэродроме. Странно, что не было никакой предварительной просьбы об организации его лечения в СССР. Может быть, вы что-нибудь знаете?» Получив отрицательный ответ, он продолжал: «Видимо, произошло что-то необычное, хотя я не исключаю, что, как бывает в этих странах, хотят скрыть факт болезни своего лидера, или наши дипломаты в Алжире плохо ориентированы и спокойно работают. Но как бы там ни было, надо организовать встречу Бумедьена и его лечение, лучше в больнице на Мичуринском проспекте. Там больных немного, поэтому легче сохранить инкогнито президента».
Такая конспирация сыграла, как говорят, злую шутку с советскими медиками. В дальнейшем все было представлено так, что X. Бумедьен прилетел в Советский Союз чуть ли не здоровым или, по крайней мере, легко больным, а уехал через 2 месяца в сопровождении советских врачей тяжелобольным. Но зачем с легким заболеванием лететь за тысячу километров в Советский Союз, не проще ли несколько дней отлежаться дома?
Все было гораздо сложнее. Через несколько дней после поездки по Ближнему Востоку у него внезапно появилась лихорадка, которую не удавалось купировать обычными средствами. Состояние ухудшалось, и сам Бумедьен настоял на срочной поездке в СССР. При первом же осмотре не было сомнений, что речь должна идти об остром инфекционном заболевании, вероятно, вирусной природы. Процесс был тяжелым, если учесть, что он осложнился токсическим гепатитом. На фоне начатого лечения острота и тяжесть болезни на первый взгляд уменьшились, в частности исчезли признаки гепатита. Однако нас настораживала сохраняющаяся слабость, небольшая лихорадка, умеренный лейкоцитоз. И действительно, на этом фоне мы начали фиксировать изменения, характерные для патологии иммунных (защитных) комплексов, проявлявшиеся в так называемой криоглобулинемии. К сожалению, этот раздел медицины еще недостаточно изучен. Причины трансформации иммунной системы, которая становится из защитника организма человека его врагом, мало известны. Не исключено, что определенные инфекционные или токсические факторы извне могут стать источником таких изменений. Нарушения в системе иммунных комплексов страшны не только нарушением защитных свойств организма, но и развитием генерализованного воспаления сосудов. В свою очередь, это воспаление сопровождается образованием мелких тромбов и кровоизлияний. Так произошло и в данном случае.
Здесь нет необходимости обсуждать медицинскую сторону вопроса лечения президента X. Бумедьена. Она сложна не только для обычного читателя, но и для профессионала. Кроме того, спорные аспекты диагноза болезни президента были изложены в медицинских публикациях. К установлению диагноза и определению схемы лечения его болезни были привлечены лучшие советские специалисты. Все обсуждения проходили в присутствии алжирских коллег, да и приехавшая в Москву супруга президента была в курсе всего, что происходило с ним. Помню споры о возможностях использования нового для того времени метода плазмофереза как последнего средства борьбы с накоплением в крови веществ, поддерживающих болезнь. Но этот метод не дал ожидаемого результата.
