интеллигентов – учителей, фельдшеров, – готовых приступить к пропаганде. Все это указывает на своевременность начала работы среди крестьянства. Работа предстоит трудная, но и правительству будет нелегко бороться с ней, ибо насколько легко может следить оно за революционерами в больших центрах, настолько трудно ему поставить наблюдение повсюду в деревнях, если только там начнется работа».
Перейдя затем к характеру предстоящей работы, брошюра говорит:
«Современная революционная работа должна в гораздо большей степени, чем прежде, быть работой культурно-революционной, образовательно-революционной. Ее ближайшей целью должна быть подготовка из наиболее активных и интеллигентных личностей, выдвигаемых самой народною средой, сознательных революционеров, борцов за мирской, общественный интерес, руководителей крестьянства во всех его умственных и общественных движениях. Эта выдвигаемая самим народом своеобразная народная интеллигенция может явиться прочным связующим и передаточным звеном между городом и деревней. Революционная интеллигенция города, городской „мыслящий пролетариат“ может и должен лишь начать революционную работу в деревне, а затем уже она естественным образом перейдет в руки передовых крестьян, будет ими продолжена и доведена до конца. Они, будучи плотью от плоти и костью от костей сермяжной земледельческой массы, несомненно гораздо лучше всякого городского „мыслящего пролетария“ сумеют приспособить революционную тактику к всевозможным местным условиям, связать ее с насущными, осознанными потребностями масс, приспособить ее к их уровню понимания, к их психологии, выясняя отвлеченные идеи не голой логической аргументацией, а методом наглядного обучения, на фактах живой окружающей действительности…
Только тогда, когда народ из собственной среды выдвинет руководителей своих движений, только тогда, когда интеллигенция из центра агитации превратится в могучий своими знаниями, своим умственным капиталом вспомогательный орган для движения, сумевшего встать и стоять на своих собственных ногах, – только тогда революционное дело в деревне можно считать упроченным, только тогда оно будет вполне зрелым плодом союза идеи с жизнью.
Нечего и говорить, как далеки мы теперь от такого положения. Нечего и говорить, что во всем своем объеме эта задача общественно-интеллектуальной эмансипации крестьянства вряд ли может быть достигнута при современных политических условиях России. Но несомненно также и то, что в пределах, допускаемых условиями переживаемого исторического момента, мы должны революционизировать деревню и сейчас, мы должны и сейчас заручиться там энергичными и влиятельными сторонниками, которые в критический момент, момент решительного столкновения между силами реакции и революции в городе, сумели бы или оказать прямую поддержку делу свободы, или, по крайней мере, нейтрализовать противоположные тенденции.
Мы глубоко убеждены, что будущее в России может принадлежать только такой партии, которая сумет найти точку опоры для борьбы не только в городе, но и в деревне; которая сумеет в своей программе гармонически слить воедино представительство и защиту интересов фабрично-заводского рабочего класса и массы трудового крестьянства. Без всякой опоры в крестьянстве, а тем более – против его воли, никакая революционная партия не сможет нанести в России серьезного, решительного удара буржуазно-капиталистическому режиму, который умеет у нас мирно уживаться вместе с обломками дворянско-крепостной эпохи под крылышком русского абсолютизма. Таково, повторяем, наше глубокое убеждение» [29].
Указав затем, какие именно вопросы должны быть затронуты при пропаганде, и напомнив, что вся работа должна преследовать цель организации массовой борьбы крестьянства против всего современного уклада экономической и политической жизни, авторы брошюры обращаются к интеллигенции и выражают надежду, что она откликнется на призыв и протянет крестьянину руку помощи в деле его духовного и политического пробуждения.
Во главе лиги был поставлен комитет, на обязанности которого лежала оценка, редактирование рукописей и вся административная часть. Лига приступила к изданию приспособленных к пониманию простолюдина агитационных брошюр социально-революционного характера; первая же брошюра ее – «Очередной вопрос революционного дела» – вскоре появилась в России в кружках интеллигенции.
В то время как за границей учреждалась эта новая для воздействия на крестьянство революционная организация, в России в том же направлении энергичнее всех работала Брешко-Брешковская. Она разъезжала по городам, где имелись партийные группы, призывала интеллигенцию к работе среди крестьян, пропагандировала издание периодического органа для крестьянства, но успеха имела мало.
Все симпатии нашей интеллигенции были еще на стороне социал-демократии. Маркс и Энгельс владели умами молодежи, их портреты украшали комнатки и углы студенчества. Когда же до революционных кружков дошел слух об учреждении лиги, дошла брошюра «Очередной вопрос» – дело Брешко-Брешковской пошло живее. Кружковая интеллигенция, призываемая уже и лигой к работе среди крестьян, стала относиться к предложению Брешко-Брешковской более сочувственно. Большую поддержку нашла она в саратовских кружках. Там, в Мариинском земледельческом училище вблизи Саратова, среди ее учеников, в большинстве из крестьян, опытная пропагандистка нашла подходящий для своей работы материал. Пропаганда ее имела столь большой успех, что скоро первые пропагандисты уже понесли в деревню привитые им идеи необходимости социализации земли, недовольства низшей администрацией, необходимости перемены существующего политического строя.
Недоставало только подходящей литературы. Тогда были разысканы экземпляры старых агитационных брошюр «Хитрая механика», «Кривда и правда», несколько листков Толстого и началась работа по размножению их на гектографах. Несколько интеллигентов принялись за писание народных книжек. Были получены первые издания лиги: «Беседа о земле», «Как министр заботится о крестьянах» и другие.
Эти-то брошюры и начал переиздавать Саратовский комитет. Вот как рассказывает про ту работу руководительница ее Брешко-Брешковская в своих «Воспоминаниях и думах»: «Саратовский комитет, набрав до сотни участников из молодежи обоего пола из имеющихся там учебных заведений, открыл невиданное до тех пор в России домашнее производство социально-революционной литературы, обращенной главным образом к крестьянам. Нанимались особые флигеля и мезонины, где девицы десятками и дюжинами сидели за перепиской гектографскими чернилами целых брошюр под диктовку кого-либо из наблюдавших над работой. По воскресеньям и по праздникам молодые люди – семинаристы, реалисты, техники – в разных местах города устраивали по пять-шесть гектографов за раз и с утра до ночи стояли за отпечаткой переписанных листов. Брошюры издавались в виде ученических тетрадей с синими обложками, по совету самих же крестьян. Сотнями и тысячами распространялись эти издания сначала только по Саратовской губернии, затем, но мере роста партии, они шли в Пензенскую, Тамбовскую, Самарскую, перелетели в Вятскую и Пермскую и одновременно в Харьковскую и Полтавскую губернии. Но так как все, что производилось в Саратове, а затем в Пензе и других городах, не удовлетворяло и сотой доли народившегося спроса, то огорченные мужики сами являлись в города и требовали, чтобы их обучили гектографскому искусству. Сердце мое восхищалось при виде взрослых бородатых крестьян, осторожно выводивших печатные буквы гектографскими чернилами, так же осторожно варивших гектографскую массу и с сияющими от радости глазами снимавших один лист за другим, предвкушая радость распространения любимых книжек на всю волость
