- Что на это сказать? Еще неизвестно, где и как будут "лечить" наш корабль...
Идя в штаб, заранее волнуюсь: что-то решат там о ремонте? Ведь "Ташкенту" необходим док.
В штабе приглашают к командиру базы контр-адмиралу И.Д. Кулешову. Доложив об обстоятельствах атаки бомбардировщиков и состоянии корабля, я высказываю мнение, что "Ташкент" способен своим ходом следовать в главную базу для ремонта на севастопольском Морзаводе. Выслушав меня, командир базы говорит, что ему уже все известно от специалистов штаба.
- А в Севастополе вам делать нечего! - неожиданно заканчивает он. - Решено ремонтировать "Ташкент" в Одессе. Здесь это будет сделано за несколько дней.
Можно было ожидать чего угодно, только не такого решения, явно непродуманного, да и просто невыполнимого, если учесть объем работ и обстановку в Одессе. Но я понял, что говорить сейчас больше не о чем, и лишь попросил командира базы доложить мое мнение командующему флотом.
На пути в порт меня застала бомбежка. На темной улице какая-то женщина с повязкой схватила за рукав, потянула к убежищу: "Вы что, с ума сошли? Надо переждать!" Я с досадой вырвался и пошел дальше. Где-то рвались бомбы. Щелкали о мостовую мелкие осколки зенитных снарядов. Но было не до этого. Охватила обида за корабль, за наш экипаж.
Войдя в каюту, почувствовал, как устал за день. Решил немножко посидеть в кресле, а уж потом обсуждать с Сергеевым и Орловским наши печальные перспективы. Через несколько минут постучался Фрозе. Сразу понял, в каком я настроении.
- Не расстраивайтесь, товарищ командир, на войне, знаете, ведь и убить могут!.. - Это была его обычная шутка, и почему-то все ее любили. - А у нас новость,-продолжал Сергей Константинович. - Лаушкин нашелся!
- Живой? - недоверчиво спросил я.
- Совершенно живой!
- Где же он был? Давайте его сюда!
- Товарищ командир, он уже спит. Может быть, завтра?...
С машинистом-турбинистом Василием Лаушкиным приключилось то, что и в богатой разными необычными случаями морской жизни можно считать из ряда вон выходящим.
Когда у борта разорвалась бомба, Лаушкин находился в пятом кубрике. Все, кто там был, кроме него, оказались либо убитыми, либо ранеными. Лаушкина же, совершенно невредимого, каким-то образом выбросило через огромную пробоину за борт. Причем, не попал он и под гребные винты, что в данной ситуации было проще простого.
Краснофлотца, вынырнувшего за кормой, с корабля не заметили - было не до того. Лаушкин держался на воде часа три. Он разделся до трусов, но оставил при себе сумку от противогаза, в которую переложил из кармана робы комсомольский билет. Краснофлотец потихоньку плыл в сторону порта, пока его не подобрал сторожевой катер. Узнав, что Лаушкин с "Ташкента", моряки катера наперебой предлагали ему кто брюки, кто тельняшку, кто обувь...
Фрозе рассказал, с каким восторгом встретила Лаушкина команда. Все знали, что о нем уже и по начальству доложено как о пропавшем без вести. И, провожая в последний путь двух своих товарищей, моряки мысленно прощались и с третьим.
- Ну, теперь тебе, Вася, уж не утонуть до самой смерти! - радовались друзья "воскрешению" удачливого турбиниста.
Да, возвращение Лаушкина - большая радость. Сразу как-то и усталость забылась. Потянуло заняться делом, отложив неприятные переживания до другого раза.
Пошли с помощником по кораблю. Везде тихо - команда отдыхает. Спят и размещенные по всем кубрикам обитатели затопленного пятого, специалисты электромеханической боевой части. Но аварийная партия Колягина бодрствует, никому не передоверяя присмотр за подпорами, расставленными и в четвертом кубрике, и в румпельном отделении, и у дизеля. В корме возникла особая вахта, не регламентированная пока никакими расписаниями, но едва ли не самая ответственная на корабле. И нести ее теперь надо до тех пор, пока "Ташкент" не станет на кильблоки дока.
Не до сна, конечно, и старшему инженер-механику. Его застаю за письменным столом в каюте. Рядом, на диванчике - комиссар. Сурин без кителя, в одной майке, но снять тяжелую кобуру с наганом, видно, забыл, сидит при оружии. На столе развернуты "Таблицы непотопляемости".
- Можем идти своим ходом, можем! - решительно говорит Павел Петрович, вставая мне навстречу. - Но предельный ход двенадцать узлов. Больше нельзя: корма лежит на гребных валах. А на ремонт - не меньше месяца. Даже при самых благоприятных условиях...
Не успел я досказать комиссару и механику о том, что нас собираются ставить на ремонт в Одессе, как с вахтенного поста у трапа донеслись четыре коротких звонка - условный сигнал о прибытии большого начальства. Кто бы это мог быть в такой час? Недоумевая, спешу к трапу.
На борт уверенно поднимается высокая фигура в темном кожаном реглане. Присмотревшись, узнаю вице-адмирала Гордея Ивановича Левченко, заместителя наркома. Я слышал, что он прибыл в Одессу с какими-то поручениями от высшего командования, но увидеть его на корабле не ожидал.
- Показывайте, командир, где пробоина, - сказал адмирал, и я повел его прямо от трапа к местам повреждений.
Гордей Иванович с полчаса ходит по кормовым помещениям, выясняет у меня и у подоспевшего Сурина разные подробности. На "Ташкенте" он впервые, но ориентируется легко. Может быть, потому, что долго служил на эсминцах. Закончив осмотр, спрашивает:
- Что предполагаете делать, командир?
Я доложил свои соображения насчет дока в Севастополе, а также решение командира базы.
- Уверены, что доведете корабль до Севастополя? Отвечайте и вы, командир, и вы, инженер-механик!
Мы оба подтвердили: уверены, что доведем; Чувствуя, какой оборот принимает дело, Сурин, еще минуту назад непроницаемо мрачный, до того повеселел, что, к моему удивлению, даже пошутил:
- В крайнем случае, товарищ адмирал, вся бэче-пять вставит весла в иллюминаторы, а ход будет!
- Значит, решено, - заключает Левченко. - В охранении, очевидно, пойдут "Смышленый" и два катера-охотника.
- А решение командира базы? - напоминаю я.
- Это предоставьте мне. Ваша забота - до рассвета выйти из Одессы.
Уже прощаясь, Гордей Иванович спросил:
- Так с какой высоты вас бомбили?
- Не меньше четырех тысяч метров. Может быть, больше.
- По самолетам стреляли?
- Да.
- И что дало?
- Ничего...
У трапа Левченко остановился, вслушиваясь в тишину ночного порта.
- А здорово вы ту батарею накрыли! - вспомнил он вдруг про вчерашнее. Для базы это много значит.
Война проверяет, война учит
Утро 31 августа встречаем в море. "Смышленый" идет головным, за ним "Ташкент". Катера-охотники справа и слева от лидера: охраняют и обеспечивают...
Из Одессы вышли в полной темноте. Тем не менее над кораблями вскоре услышали фашистский самолет, видимо, разведчик. Следовало ждать бомбардировщиков.
