Так что в институте мы занимались по-крупному и по-настоящему, а не то, что «нас учили понемногу чему-нибудь и как-нибудь». У нас были потрясающие, изумительные педагоги по всем дисциплинам, начиная с мастерства актера, танцев, сценического движения и кончая историей театра и литературы, музыковедением, изобразительным искусством… И кино смотрели — начиная с поезда, который двинулся сто с лишним лет назад — и до наших дней. Поэтому и знали всех и вся. А не то что теперь, когда спрашивают в шоу, а ответ нужно выбрать из трех вариантов…
Дипломных работ на курсе защищалось несколько. Были среди них и самостоятельные. Я же, прозанимавшись год под крылом своих любимых педагогов, начала сниматься в кино и приезжала только на экзамены. И все же моменты, когда я занималась со всеми, отлично помню. Самое большое впечатление от Изольды доставила тогда ее пантомима. Она была героиней такого замечательного произведения Петра Ильича Чайковского, как «Франческа да Римини». Это совершенно потрясающая, грандиозная музыка… Изольда изображала Франческу. Она была бесподобна, потрясающе хороша! Такая вся бело-розовотелая. У нее было совершенно белоснежное лицо, бархатные карие глаза, маленький пухленький рот, совершенно дивная улыбка, когда она поступила в институт, — роскошные золотисто-русые с дымкой косы. Вся такая томная, ласковая… Помню ее любимым обращением к девочкам было слово «лапа». Она произносила его так неспешно-музыкально, словно делала тебе подарок. И еще у нее был звонкий и очень заразительный смех, когда она хохотала.
На съемочной площадке мы с ней встретились на фильме «Доброе утро». Играли подружек. Она меня там все время наставляла, учила жить, говорила: «Ну, Катенька, ну, как же ты будешь без меня? Ты же без меня пропадешь!» В жизни все было наоборот. Это я всегда возглавляла наш дуэт. А она вся такая вальяжная, тихая, спокойная…
В институте Изольда всегда жила какой-то своей, замкнутой внутренней жизнью. Вроде и была со всеми — у нас был очень дружный курс, и в то же время сама по себе. Мало кто знал ее изнутри. Сначала мы жили в разных комнатах общежития, когда я училась у Ванина. Потом, когда я перешла на их курс, нас поселили вместе. Несколько раз я оказывалась свидетельницей каких-то моментов, о которых никто, кроме меня, не знал. Так, все свои мысли и переживания Изольда записывала в дневник. И девчонки как-то его обнаружили и обнародовали. Что тут началось… Она чуть не ушла из института.
Дневник выкрали трое. Среди них была Дана Столярская. У нее очень трагическая судьба. Ее родители-поляки погибли, когда фашисты вошли в Польшу. Перед войной они успели сбежать в СССР, но были репрессированы, и дочь воспитывалась в детском доме. Когда она стала взрослой и наступили другие времена, Дана посетила Польшу и узнала, что именем ее отца был назван то ли завод, то ли улица, сейчас уже не помню. Сама Дана была непростым, достаточно нервными и очень строптивым человеком. Наверное, в ней говорили польские крови и то, что она выросла в среде недоброжелателей. Непросто тогда приходилось дочери врагов народа. Возможно, поэтому у нее и не сложилась творческая судьба. Она в основном работала на дубляже. Когда-то ее звали даже дублировать в кадре Любовь Петровну Орлову, по-моему, в «Русском сувенире». В жизни Дану тоже ожидали большие разочарования.
А тогда с дневником… Девчонки полезли, прочитали, стали обсуждать. И сделали его достоянием общественности. И Изольда неожиданно куда-то исчезла. Никто ничего о ней не знал несколько недель. Я безумно за нее волновалась и боялась — вдруг что-то случилось. Но потом Изольда объявилась и была вызвана на личную беседу с Ольгой Ивановной и Борисом Владимировичем. О чем там шла речь, никто не знает, но, думаю, Изольда была вынуждена рассказать всю правду — и про дневник, и про свою любовь в Ленинграде… И была прощена. Но эта рана, вероятно, осталась в ней навсегда. Такое не забывается. Знаю по себе — у меня подобное произошло в детстве. Я увидела, что все мои подружки что-то там такое пишут. И я тоже придумала себе любовь, хорошенечко ее расписала… А мама эту писанину обнаружила и так мне всыпала, так отхлестала этой тетрадочкой, которую я разрисовала под дневник, что я до сих пор помню каждый ее удар по лицу, и то, с какой издевкой она потом об этом говорила… Поэтому мне понятны были чувства Изольды. У меня вообще потрясающая способность — ставить себя на место страдающего человека.
Конечно, она безумно переживала всю эту историю… Я как раз только пришла на курс, и мы с ней еще не были столь близки, как потом. Однако я никогда так и не читала ни одного ее письма. У нас в семье это не было принято. Я знаю одно, когда у нас состоялось знакомство со старшим сыном Дунаевского Женей, у него был друг Игорь — юноша необыкновенной красоты, просто оживший Аполлон, кудрявый блондин, с изумительными чертами лица… Могу сказать только его инициалы — И. Ш., я его сразу окрестила князем Шуваловым. Учился он в Институте востоковедения на китайском отделении, и помню, как мы все хохотали и шутили, когда по нашей просьбе он произносил какие-то китайские слова. Изольдочка тогда в него влюбилась. Это было на третьем курсе. Позже он тоже стал актером. Сейчас жива его жена, актриса театра Ленинского комсомола, в котором оба они вместе работали. Мы как-то встретились с ними на Арбате, он мне ее представил, мы поговорили и расстались. Позже я узнала, что он покончил жизнь самоубийством… Ну, конечно, не после разговора со мной, а лет через десять после этого. Врачи ему поставили страшный диагноз, думаю, рак. На тот момент это не лечилось и обозначало смертный приговор. Подобное позже случилось и с моим мужем. Уже на второй день врач вынес приговор. У нас только близким говорят столь страшные вещи: «Подготовьтесь к похоронам».
В студенческие годы Изольда никогда ничего мне не рассказывала о своей личной жизни, увлечениях, не называла имен. Она только загадочно, таинственно говорила, что у нее есть друг в Питере. Туда она и рванула, когда был обнародован ее дневник. И знаю, что по поводу своих тайных симпатий она никогда и ни с кем на курсе не распространялась. Рассказала только в приватной беседе педагогам и то только потому, что иначе бы ее исключили.
Спустя какое-то время после того, как я пришла к ним на курс, Ольга Ивановна Пыжова разрешила мне сниматься в кино — в картинах «Судьба Марины», «Запасной игрок»… (Однажды в книге Ольги Ивановны «Призвание» в списке любимых учеников я обнаружила и свое имя, чем очень горжусь). Я часто уезжала на съемки, моталась между Москвой, Киевом и Питером (Ленинградом). Чтобы Изольдочка не скучала, познакомила ее со своей лучшей подругой, которая стала ее подругой на всю жизнь. На нее я Изольдочку и оставляла. С Лидочкой Муховниной, ныне Лидией Павловной Степановой, мы встретились во время моего поступления в институт. Лидочка знает об Изольде все.
