– Зубков – четыре…
Чья-то тетрадка лежала отдельно.
– Петрову – три. Опять ошибки. Но это сочинение я прочту вслух.
Петров сидел красный и счастливый.
…Учитель закрыл тетрадку, сказал:
– Очень хорошо. Только как же ты перепелку забыл? Это же лучшая песня на поле.
Все улыбнулись, потому что знали слабость учителя. В его холостяцкой избенке в клетке из тонкого хвороста жила перепелка…
Мы подружились с учителем. Уже после школы, приезжая в отпуск, я в первый же день стучался в избенку. Учитель приносил из погреба холодные огурцы, варил на плите картошку и чай. Когда все новости были рассказаны, мы чуть слышно свистели, и в клетке из хвороста начиналась песня:
Спать пора! Спать пора!..
Чистые, резкие звуки бились о стены, где висели пучки засохших цветов, репродукция левитановской «Осени», пожелтевшая фотография молодой женщины.
Учитель листал тетрадки, а когда разгибался, чтобы отдохнули глаза, рассказывал:
– Возле Одессы есть место: женщины утром по целой корзине набирают разбившихся перепелок. Перепелки ночью летят на юг и в этом месте, как в коридоре, сбиваются в стаи и бьются о провода…
Если я приезжал летом, мы уходили в лес или садились около ржи послушать вечерние голоса. Над полем неслышно летал козодой, шмели обивали с колосьев пыльцу. На топком месте монотонно кричал одинокий дергач, а рядом во ржи били перепела.
В нашей области у пастухов живет хорошая сказка. Дергач пришел к перепелке посвататься. «Нет, дружок, – ответила перепелка, – ты беден, у тебя и телушки нету…» – «Будет телушка», – ответил дергач и ушел на болото искать… И, должно быть, нашел.
Тпрусь! Тпрусь! – гонит телушку дергач…
Сказку мы вспоминали каждое лето.
– Как придумано – а? А ты говоришь, пастухи!.. Вот что, в другой раз приедешь – пойдем ловить перепелок. Я сетку свяжу, и «байку» добудем… – Это был последний разговор с деревенским учителем. Осенью я получил телеграмму: «Василь Николаевич умер…» Я был в отъезде и опоздал попрощаться. Школьники показали холмик свежей земли на опушке. Дальняя родственница Василь Николаевича провела в хорошо знакомую комнату… Пучки засохших цветов, репродукция «Осени», пожелтевшая фотография.
– А это он велел вам показать…
В свертке были стихи. Я просидел у лампы всю ночь. Стихи были слабыми. Учитель знал это, и потому стихи много лет были стянуты старым шпагатом… А как же быть с перепелкой? Не подумав, я решил ее выпустить. Птица взвилась над скошенным полем и вдруг камнем упала на стежку. Я подержал в руке теплый комочек. Сердце не билось. Слишком долго пробыла в клетке…
Обманутый перепел и «байка» – бычий хвост и гусиная косточка…
* * *И еще один раз пришлось выпускать перепелок… Летом прошлого года с льговским охотником Алешей Онищуком мы заблудились и вышли к лесному кордону. Лесник Чернухин Михаил Ефремович угостил нас грибами и проводил к сеновалу.
Моросил дождик. Над самым лицом в полутьме у соломы лепилось гнездо. Пять прожорливых ртов просили еды. Ласточка долго кружилась, не решаясь садиться. Мы собрались было уйти, но ласточка осмелела и проносилась, почти царапая крыльями по лицу. Алеша рассказывал:
– Зверя и всякую птицу обмануть можно. Человек – самый хитрый в лесу. Оттого всякая тварь пуще огня человека боится. Покричи раненым зайцем – на этот крик лиса прибежит. Посвисти в берестяной манок, будто мышка, – опять примчится, даром, что хитрая. Волк идет на подвывку. Ножом о ножик поскреби у болота – коростель прибежит…
Вечером дождик перестал. Сквозь дыру в соломенной крыше мы насчитали двадцать одну звезду. Где-то рядом на овсяном поле ударили перепела, дружно, голосов в пять.
– Во! Хотите половим?..
Утром в деревне Якушино разыскали глухого деда. После расспросов и колебаний он полез на чердак, достал тонкую сетку. Мы сбегали в магазин. Подобревший дед сказал: «байка» его – настоящая. Такая сейчас, может, на всю Курскую область одна.
– Сготовлена «байка» из бычьего хвоста, на конце – гусиная косточка… – Старик подергал за нитку. «Байка» отозвалась: тюр-тюр!..
Лежим с Алешей в бурьяне возле овсяного поля. В двух шагах над землей растянута сетка. После дождей от овса поднимается пар. Голубым дымом проплывает пар между кустами. Вечернее солнце кажется сизым и негорячим. На сухом дереве сидит настороженно кобчик. Со всех сторон несется перепелиный бой. Голосов семь или восемь. Чеканные звуки, долетев до опушки, возвращаются в поле. Кажется, весь овес кричит страстными звонкими голосами:
Пить-порвать! Пить-порвать!..
Алеша трогает «байку»: тюр-тюр! Тюр-тюр!..
Влюбленный певец должен услышать только конец нашего зова… Услышал… И не один – трое спешат. Нам не видно, как бегут они по овсу. Но все ближе звучное и чеканное:
Пить-порвать! Пить-порвать!..
Один не выдерживает и уже не бежит, а взлетает. Побежит и взлетает. Он уже не кричит, как обычно, а захлебывается: «Хавав! Хавав!»
Вот мы уже видим, как колышутся стебли овса. Еще две сажени, и перепел под сеткой, он бежит прямо к Алеше. Летит кверху фуражка. Испуганная птица шумно взлетает, но тонкая сетка держит ее…
Потом опять все сначала. Перепела, завороженные луной, туманом и тусклым блеском овса, сходят с ума.
Пить-порвать!..
Тюр-тюр! – отзывается «перепелка».
Луна поднялась над кустами, над копнами сена и дубовыми пнями.
– Хватит, а? – шепчет Алеша и поднимает корзину с матерчатым верхом – девять штук…
Еще утром в колодец у лесника на веревке мы опустили бутылку вина. Теперь и закуска сидела в корзине. Идем по мокрой траве. Алеша сбивает головки цветов хворостиной и насвистывает «Марш космонавтов»…
И все же в этот вечер мы не попробовали жареной дичи. На краю поля услышали песню. Остановились как ошалелые. Алеша осторожно поставил корзину на траву и так глядел, будто корзина должна побежать. Какой-то из девяти пленников услышал, наверно, в овсах призывную песню и отозвался.
Пить-порвать! Пить-порвать! – пела корзина.
Мы молча жевали травинки и улыбались. Потом нагнулись, развязали тесемки.
– Фр-р-р!..Фр-р-р!.. – Девять птиц одна за другой рванулись к луне и плавно опустились в овсы. И сразу к вечернему бою прибавились голоса.
Алеша опять насвистывал марш и сбивал хворостиной цветы.
– Ну-ка, покажите корзину, – сказал лесник. – Пусто?.. Я и думал: нужна сноровка. Ну ладно, доставайте вино – будем закусывать яблоками…
В полночь мы полезли на сеновал. Алеша захрапел сразу. Я долго ворочался, вспоминал. Дом. Старики. Школа. В прорехе соломенной крыши насчитал сорок четыре звезды…
