Но только ли в этом была причина отъезда Ерошен-ко? Да и была ли однозначной
эта причина?
Любовь к Камитика сыграла, конечно, огромную роль в жизни поэта. Сохранилось свидетельство современника, который видел Ерошенко в день свадьбы Камитика Итико (случилось это четыре года спустя после описываемых событий): "Ерошенко… выглядел совсем больным, был бледен, на него страшно было смотреть. Его постиг удар, который он запомнил, вероятно, до конца своей жизни".
Однако неразделенная любовь всего лишь ускорила его отъезд из Японии. Дело было, видимо, в другом. Ерошенко как-то сказал о Японии и о своей жизни так:
"Слишком мало земли и слишком много счастья". И друзья и Камитика Итико окружили его там такой заботой, что он казался себе Одиссеем, который чересчур долго гостил у очаровательной Цирцеи.
Ведь планы путешествий по Востоку сложились у Ерошенко задолго до приезда в Японию – еще в Англии и в России. Цель его была – помочь своим незрячим собратьям, жившим в тех азиатских странах, где слепота считалась проклятием неба, а сами слепые – отверженными. "Если бы я не сделал этого, – писал Ерошенко, – то считал бы свою жизнь прожитой напрасно". Пребывание в Японии, где обучение слепых было хорошо поставлено, мыслилось им лишь как остановка, быть может и долгая, на этом пути – здесь он мечтал изучить языки стран Азии, овладеть теорией и практикой тифлопедагогики, набраться опыта и сил для нового путешествия.
Однако он полюбил Японию – она вошла в его сердце, стала как бы второй родиной. Он начал сочинять здесь сказки на японском языке. Ерошенко почувствовал себя способным работать на материале восточной культуры так, словно был уроженцем этой страны. Глубоко изучая историю, философию, литературы Японии, Индии, Китая, он пришел к выводу о том, что культуры Запада и Востока вовсе не разделены стеной, как это утверждали тогда некоторые европейские ученые. Впрочем, не только европейские.
В мае 1916 года состоялся спор слепого русского писателя с Рабиндранатом Тагором, в котором Ерошенко, по замечанию В. Рогова, "оспаривал основное положение Тагора о том, что западная цивилизация материальная, а культура Индии – чисто духовная" (12). Этот спор принес Ерошенко известность, поэтому на нем следует остановиться подробнее.
Рабиндранат Тагор, к тому времени уже признанный писатель, был приглашен в Токийский университет для чтения лекций. Вначале власти оказали ему радушный прием. Но очень скоро Тагор, выступая против "агрессивного национализма" (эти лекции вошли в его книгу "Национализм"), начал осуждать не только западных, но и японских милитаристов за их политику в Корее и на Тайване. Тагор тесно связывал между собой политические, философские и религиозные, проблемы. Вероятно, поэтому он перемежал лекции о национализме публичными спорами о религиях Запада и Востока. На этих диспутах всегда было много народу: кроме студентов туда приходили и священнослужители – буддисты, синтоисты, христиане, а то и просто любопытствующие.
На этот раз разговор шел на тему "Сходство и различие буддизма и христианства". Как только Тагор заявил, что христианство использует рассудочное знание, завещанное греками, в то время как буддизм через подсознание приобщает верующего к духовному миру, встал Ерошенко и начал возражать, сравнивая тексты из священных книг обеих религий.
– Вы, видимо, христианин, – сказал Тагор, восхищенный знаниями незрячего оппонента. – Тогда пусть вам возражает буддийский священник.
– Нет, я неверующий, – ответил Ерошенко. – У меня, знаете ли, свои отношения с церковью.
– Неверующий? – удивился Тагор. – Но тогда, что вас волнует в нашем споре?
– Мне показалось, что вы, опираясь на буддизм и христианство, противопоставляете культуры Европы и Азии. Совсем как Р. Киплинг, который писал: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись". Так вот: с этим я согласиться не могу. У наших культур много общего, и если мы друг друга не всегда понимаем, то это из-за незнания языков. И еще из-за националистов, которые натравливают один народ на другой.
– А чем вы можете это аргументировать? – спросил Тагор.
Ерошенко минут десять говорил о растущей интернациональной общности людей, о родстве литератур Японии и России, о взаимовлиянии фольклора стран Запада и Востока.
– Расскажите о себе, кто вы такой, – попросил в конце беседы индийский писатель.
– Приехал я из России два года назад, сказки свои пишу по-японски, и товарищи называют меня японским поэтом, – закончил Ерошенко под аплодисменты зала.
В эти месяцы – последние перед отъездом – Ерошенко не раз выступал перед большими аудиториями. В женском педагогическом институте города Мито он прочел лекцию по русской литературе; на съезде японских эсперантистов выступил с антивоенным докладом на тему "Время сеять, а не собирать плоды" (13). Он ездил по стране вместе с Акита и художником Такэхаси Юмэдзи, которые представляли русского гостя японской аудитории.
Темы лекций были разными, но все чаще говорил Ерошенко об идущей в Европе войне (что было не совсем привычно в Японии, наслаждающейся тогда миром). Вот отрывки из его выступлений:
"Я думаю, мои слушатели согласятся с тем, что все люди на земле братья и их совместный труд мог бы превратить нашу планету в рай, что мир во всем мире есть величайшее благо для всех народов. Но если это так то почему же в Европе идет война? Почему ведется она с такой жестокостью, которую и представить нам трудно?..
Мне кажется, корень зла в национальной вражде… И эту враждебность и национальное чванство воспитывает государство, раздувает правительство, культивирует церковь.
Сегодня, когда идущая в Европе война становится все более кровопролитной и мы даже не знаем, когда братья, рабочие и крестьяне, перестанут убивать друг друга, кое-кто злорадно говорит: "Ну чего добились те, кто проповедовал любовь и братство? Они не только не предотвратили войну, но даже не смогли уменьшить число ее жертв?"
Но те, кто так говорит, не правы: деятельность сторонников мира не осталась бесследной и она еще принесет свои плоды. И сейчас, в годы войны, мы продолжаем борьбу за мир и благородные идеи братства народов продолжают жить.
Так будем же неустанно трудиться, ибо сейчас не время предаваться вдохновению, а время работать, время не брать, а отдавать, время не получать выгоды, а идти на жертвы! Нынче время сеять, а не пожинать плоды!"
…Мечтатель, он плохо представлял причины, породившие войну, не видел конца всемирной бойни. Но молчать в то время, когда льется кровь, наслаждаться солнцем в далекой Японии, когда полмира окутано облаком войны, он не мог. "Быть может, моя критика социальных пороков и не была глубокой, – писал Ерошенко, – но я страдал за слабых и униженных… И куда я ни поеду, страдание это будет всегда со мной". Ерошенко готовился к отъезду.
