Хутор Севостьянов – это родина Якова Назаровича Лагутина. Заметка из белогвардейской газеты «Донской край» – убедительное подтверждение борьбы Якова Лагутина против белых. И после гибели отряда Подтелкова, когда белые украсили виселицами Дон, пламенное слово беспартийного большевика Якова Лагутина звало в бой за Советы.
В мае 1962 года старший научный работник Ростовского партархива В.Н. Перелыгина показала мне рукопись воспоминаний о гражданской войне на Дону. Она называлась: «Почему я признал Советскую власть». К рукописи была приложена ее копия с машинки. На последней странице стояла дата – «1925 год» и подпись – «Я. Лагутин». Первый экземпляр с машинки кому-то был выдан в давние времена.
Внимательно перечитав рукопись, я нашел в ней подробное описание встречи Ф. Подтелкова в Новочеркасске с генералом Калединым. Вместе с В.Н. Перелыгиной я сличил текст «Воспоминаний» Якова Лагутина с десятой главой пятой части «Тихого Дона», где дается описание той же встречи, приводятся высказывания Подтелкова, Каледина и Лагутина. Сходство было близким.
Изучая творческую историю «Тихого Дона», я часто задумывался и над этим местом «Тихого Дона». Шолохов психологически глубоко и скульптурно зримо изобразил в романе переговоры делегации Подтелкова с атаманом Калединым. Зримо встает перед нами могучая фигура Федора Подтелкова. Тонко показано лисье коварство Каледина. Я часто задумывался над вопросом: откуда Шолохов мог знать все тонкости того, как шли переговоры, кто и что говорил? Я считал, что все это – взлет фантазии писателя, его художественный вымысел. Однажды я спросил об этом Михаила Александровича, и он, как всегда, кратко ответил:
– Все, что касается исторических событий в романе «Тихий Дон», конечно, представляет собой художественное обобщение, но, поверь, основа всюду глубоко документальна.
И теперь, когда в партархиве я обнаружил «Воспоминания» Якова Лагутина – участника делегации Подтелкова, – я лишний раз убедился, что Шолохов в «Тихом Доне», изображая встречу Подтелкова и Каледина, был абсолютно исторически точен и вложил в их уста именно то, что они и говорили друг другу.
Сколько же потребовалось Шолохову труда, чтобы собрать воедино колоссальный материал о гражданской войне на Дону, чтобы создать из него достоверную, художественно неповторимую, изумительную по своему богатству картину жизни казачества тихого Дона!
В конце августа 1962 года я снова поехал на Верхний Дон. Был в Вешках. Занес М.А. Шолохову письма бывшего командующего вешенским восстанием П.И. Кудинова, а также архивные материалы об Иване и Якове Лагутиных.
Михаил Александрович Шолохов берет страницы «Воспоминаний» Якова Лагутина, перелистывает их и задумчиво говорит:
– Да, не исключено, что «Воспоминания» были у меня в руках. – Глубокие морщины избороздили высокий загорелый лоб Шолохова. – Когда я писал «Тихий Дон», я располагал множеством исторических документов. Мне сейчас трудно вспомнить, чем я пользовался, работая именно над этой главой. К сожалению, весь мой архив сгорел в войну. Но ты загляни еще в газеты и журналы тех лет. Кто автор этих «Воспоминаний»? – снова спросил Шолохов.
– Яков Назарович Лагутин, казак 28-го Донского полка, уроженец хутора Севостьянова, станицы Милютинской.
– Ты в этом уверен? – спросил Шолохов.
– Да. Длительное время многие считали, что с Подтелковым к Каледину ездил Лагутин Иван, казак 14-го Донского полка. Впервые об этом написал Арон Френкель в своей книге «Орлы революции», опубликованной в 1920 году. Ошибка Френкеля затем перекочевала и к вам в «Тихий Дон».
– Вот это ты мне сообщил новость! – воскликнул Шолохов.
– Да, Михаил Александрович, – сказал я. – Документы казачьего комитета при ВЦИКе за ноябрь – декабрь 1917 года и январь 1918 года подтверждают, что Иван Лагутин и 14-й Донской полк, в котором он служил, находились в это время в Петрограде. А в станице Каменской на казачьем съезде выступал с речами Яков Лагутин, урядник 28-го Донского полка, избранный затем в делегацию Подтелкова на переговоры с атаманом Калединым.
– Откуда это известно? – спросил Шолохов.
– Об этом писали белогвардейские газеты в январе 1918 года. В частности, «Приазовский край». Вот, кстати, фотокопия этого номера газеты. У нас в Ростове кое-кто из журналистов считает, что Яков Лагутин хочет «примазаться» к славе участника переговоров и героя «Тихого Дона». Однако нет никаких сомнений, что в переговорах с Калединым в Новочеркасске участвовал не Иван Лагутин, а урядник, георгиевский кавалер 28-го Донского казачьего полка Яков Лагутин3.
– Любопытно, – задумчиво сказал Шолохов. – Ты представил весомые доказательства. Что же ты хочешь делать с находками?
– Думаю опубликовать их.
– Публикуй. Это же документы истории…
Константин Прийма
Лебединая песнь
В сумерки, как было условлено накануне, я переступил порог заветного дома. В раскрытую дверь освещенной кухни я увидел хозяина – Михаила Александровича Шолохова. В охотничьей одежде он сидел на небольшом табурете возле стола; рядом в углу стояло ружье-двухстволка. Он жадно курил сигарету, отрешенно глядя на большой расстегнутый ягдташ с битой дичью.
Видимо, он только что вернулся с охоты и был чем-то так глубоко озабочен, что не заметил моего появления. «Вот, – подумал я, – пришел не вовремя», – и хотел было так же тихо ретироваться. Но Шолохов молча взглянул на меня, и в его голубых глазах я приметил печаль. Пыхнув сигаретой, он обволок себя облачком дыма, пряча в нем свою взволнованность.
Мне приходилось много раз встречаться с Михаилом Александровичем и в этом доме, и на рыбалке, в саду, когда он окапывал деревья, в колхозном поле, где он с огромным интересом следил то за пахотой, то за уборкой, – и всякий раз я видел его глубокую заинтересованность тем, что он делал, его большое жизнелюбие и ровную приветливость. А вот в такой грустной скованности наедине с битой дичью мне пришлось повидать его впервые.
Не смея нарушить его мысли, я молча стоял несколько минут у дверной притолоки, а затем собрался с духом и спросил:
– Над чем вы так журитесь, Михаил Александрович? Или случилось что недоброе?
– Да, таманец, повстречался я сегодня с бедою, – простуженно скрипуче заговорил Шолохов, слегка тронув свои седые усы. – Днем это иду по берегу озера, а с байды и позвал меня знакомец мой, дед Андрей. И спрашивает: «Ты знаешь, Михаил, что такое лебединая песня?» Я стою, думаю, что ему сказать. «Слыхал ли ты ее когда-нибудь?» – допытывался дед. А я ему в шутку: «А в чьем исполнении?» – «Ну, – говорит дед, – в натуральном, лебедином. Лебедь-то ее если поет, то раз в жизни. Перед смертью. Так вот, такую песню лебедя-кликуна в натуре ты слыхал?» Признался я, что такой песни слышать мне не приходилось. «Ну, дорогой мой, – говорит дед, – давай покурим, и я тебя быстренько на веслах в камыши завезу, – послушаешь». Старик вышел на берег, размял ноги. Мы закурили, и он стал рассказывать мне о тяжкой беде, свалившейся на старого лебедя, обитавшего в озерной глуши.
