– Не бойтесь, в тартарары она не провалится. И этот Вроцлав, и эта Одра – все останется на своих местах. Но именно с вашей Польши все и начнется.
– Что именно?
– Тот самый процесс, о котором я говорил. Вы же первыми начнете раскачивать ту лодку, в которой мы вместе плывем с 1944 года. Раскачаете так, что она перевернется и потонет, как вот эта прекрасная яхта, на которой мы с вами сейчас находимся.
– Про нашу яхту – это намек? – насторожился Машкевич.
– Нет, это сущая правда. Она кому принадлежит, если не секрет?
– Судно находится на балансе нашего ЦК – мы проводим на ней разного рода светские рауты и международные переговоры.
– То есть, она принадлежит вашему Международному отделу?
– Совершенно верно.
– И именно в ЦК вам посоветовали взять эту яхту для свадебного ритуала?
– Откуда вы все это знаете? – продолжал удивляться поляк.
– Я слишком много прожил, чтобы меня можно было чем-то удивить. Ведь все в этом мире повторяется. Помните, у классика: мавр сделал свое дело – мавр должен умереть.
– Мавры это мы? Но зачем нас убирать?
– Чтобы спрятать концы в воду и найти козла отпущения.
– Тогда зачем вы согласились в этом участвовать – приехали сюда?
– Отсюда гораздо удобнее сделать прыжок за кордон, чем с моей родины. К тому же я подстраховался – иначе зачем я пригласил сегодня сюда моего приятеля? Правильно, чтобы эта яхта еще немного поплавала и мы могли с вами обсудить наши дела. Но мой друг вскоре нас покинет, а мы останемся. И если мы здесь слишком задержимся, то я не дам за наши жизни даже ломанного гроша.
– Тогда нам надо тоже собираться, – не скрывая своего беспокойства, произнес Машкевич.
– Не надо суетиться, Збигнев, – успокоил своего собеседника Слащев и даже взял его за локоть. – Те, кто следят сейчас за нами, тоже не дураки. Гостиная, вполне вероятно, прослушивается, но здесь, на палубе, нам опасаться нечего. Поэтому сделаем так. Свой паспорт я оставлю при себе, а остальные вы заберете. А моим компаньонам объявите, что они получат их сегодня вечером здесь же. Для чего им не надо будет покидать пределы этой комфортабельной яхты.
– То есть, вы хотите…
– Не надо размышлять вслух, Збигнев, – и Слащев сильно сжал локоть поляка. – Кем-то в любом случае надо пожертвовать. И пусть это будем не мы с вами. Или вы имеете на этот счет иное мнение и хотите добровольно присоединиться к моим компаньонам?
Заглянув в глаза поляка, Слащев понял, что этот человек на такой безрассудный поступок не способен. Впрочем, он в этом нисколько и не сомневался.
– Но кто привезет им паспорта – я после ваших слов не хочу здесь больше объявляться, – после некоторой паузы заявил Машкевич.
– А вы попросите это сделать вашу невесту – Ларочку. И не бойтесь остаться вдовцом в ваши-то годы – у вас ведь еще вся жизнь впереди.
21 июля 1974 года, воскресенье, Люблин, Дворец культуры
Кравчик стоял в фойе Дворца культуры и раздавал автографы всем желающим. Только что закончилась его очередная встреча с жителями города, где он на протяжении двух часов рассказывал о своей жизни в Чили, о знаменитом бое с любимцем Пиночета боксером Элоем Пересом, а также отвечал на вопросы из зала. Настроение у него было превосходное. Вчера он побывал на городском стадионе, где участвовал еще в одном мероприятии – открывал футбольный турнир. Там он встретился с комментатором польского телевидения Августином Квятеком и договорился с ним о завтрашней встрече во Вроцлаве, где должен был состояться финальный матч между лучшими командами этого турнира. И этими командами были сборные Польши и Советского Союза: первые вчера обыграли румын по, а русские разгромили болгар со счетом 5:1. Все это укладывалось в план Кравчика, поскольку при таком раскладе на финал должен был приехать Брежнев. Во всяком случае, его должны были на это подбить люди, с которыми был на связи Луис Кальдерон.
Подписывая очередную свою фотокарточку из той самой серии, которую выпустило польское Бюро пропаганды, Кравчик перевел дух. А руки с другими такими же фотокарточками тянулись к нему со всех сторон. И ему пришлось снова возобновить свою «подписную» сессию. Наконец, спустя примерно полчаса, число страждущих стало иссякать. Пока, наконец, перед Кравчиком не остался последний поклонник – невысокого роста мужчина с перебитым носом. Причем он протянул ему не фотокарточку, выпущенную большим тиражом в Польше, а газету на русском языке «Советский спорт», где было большое интервью Кравчика с его фотографией. С удивлением разглядывая эту публикацию, которую он до этого никогда не видел, Кравчик спросил:
– Вы из Советского Союза?
– Угадали, – на приличном польском ответил мужчина и представился: – Матвей Захарчук, ваш большой поклонник.
– Судя по вашему носу, вы тоже боксер? – догадался Кравчик.
– Был когда-то, – улыбнулся мужчина. – Но теперь я выступаю всего лишь как зритель. В начале этого года я видел по телевидению ваш бой с французом Жакобом Канотье и с тех пор стал почитателем вашего таланта. У вас отменная техника и молниеносный хук справа. В свое время я обладал таким же.
Кравчик улыбнулся и, взяв в руки газету, поставил размашистую роспись прямо на своей фотографии. После чего услышал от своего коллеги неожиданное:
– Нельзя пригласить вас в какой-нибудь здешний бар выпить пива и поговорить о боксе?
Удивленный этим вопросом, Кравчик встретился взглядом с русским и ничего подозрительного, кроме огромного желания встретиться со своим кумиром там не увидел. А поскольку на этот вечер никаких дел у боксера больше не было, он подумал: «А почему бы и нет? Когда я в последний раз пил свое любимое пиво «Крулевске», да еще в компании с почитателем моего таланта. Тем более что он из Советского Союза».
– Хорошо, я согласен, – ответил Кравчик. – Только у меня есть еще одно дело – надо позвонить приятелю в Варшаву. Поэтому давайте сделаем так. Вы машину водите? Вот и отлично. Видите в окне вон тот белый «Фиат» на другой стороне площади? Вот вам ключи от него, подгоните его к выходу, а я пока позвоню приятелю. Договорились?
Вместо ответа мужчина протянул вперед раскрытую ладонь, куда Кравчик вложил ключи от машины. После чего они разошлись в разные стороны: русский отправился к выходу, а Кравчик подошел к телефонному аппарату, который висел на стене прямо тут же, у большого окна, выходившего на площадь. Он набрал домашний номер телефона Луиса Кальдерона и стал ждать, когда на другом конце провода возьмут трубку. Глядя в окно, он видел, как русский подошел к его автомобилю, открыл его и сел в салон. Затем он захлопнул дверцу, взялся за руль, а спустя секунду… раздался мощный взрыв, который подбросил автомобиль как пушинку на несколько метров вверх. Затем он рухнул на землю и тут же вспыхнул ярким пламенем, превратившись в огромный факел.
