Если Уотсон будет признан виновным в убийстве первой степени и при этом вменяемым, то присяжным придется ответить на последний вопрос: будет ли Тексу дарована жизнь или же он будет казнен? И это означало, что мне вновь пришлось бы столкнуться с проблемами, уже знакомыми по слушаниям о назначении наказания в предыдущем процессе.
Принципиально новой проблемой была манера Уотсона вести себя. Стараясь, очевидно, создать образ студента-отличника, Уотсон приходил на судебные заседания в очень консервативном костюме — рубашка с галстуком, пиджак, широкие брюки — и с короткой стрижкой. Но тем не менее Текс все равно выглядел странновато. Глаза его были мутными и, казалось, вообще не способными сфокусироваться. Текс никак не реагировал на чрезвычайно опасные для него показания таких свидетелей, как Линда Касабьян, Пол Уоткинс, Брукс Постон и Дайанна Лейк. Рот у Текса вечно был немного приоткрыт, поддерживая впечатление о его умственной отсталости.
Заняв свидетельское место и отвечая на вопросы защиты, Текс играл роль жалкого раба на подхвате у Мэнсона. Он признал, что лично стрелял и бил ножом шестерых из жертв Тейт — Лабианка, но отрицал, что хоть раз ударил ножом Шарон Тейт. Все, что могло говорить об умышленности, обдуманности его действий, Текс переложил на плечи Мэнсона или девушек.
Мой перекрестный допрос так потряс Текса, что он часто забывал о своей роли блаженно улыбающегося идиота. К тому времени как я закончил задавать вопросы, присяжным стало очевидно, что он прекрасно контролирует свои умственные способности и, вероятно, не терял этого контроля и ранее. Я также заставил его признать, что он ударил ножом и Шарон Тейт; что он думал о жертвах убийств не как о людях, а как о “простых пузырях, надутых воздухом”; что он рассказал доктору Джоэлу Форту, как люди бегали по усадьбе Тейт “кругами, словно цыплята с отрубленными головами”, и что сам он улыбался, произнося это. Я и камня на камне не оставил от его истории о бедном безмозглом зомби, запрограммированном Чарльзом Мэнсоном, заодно вселив в присяжных сомнения в правдивость его нынешнего заявления об испытываемых им сейчас сожалении и раскаянии.
Показания Уотсона тем не менее прояснили некоторые загадки.
Вопреки мнению эксперта по вещественным доказательствам ДПЛА Девэйна Вольфера, Уотсон указал на пару кусачек для проволоки с красными ручками, найденную в вездеходе Мэнсона, как на инструмент, использованный им в ту ночь для рассечения телефонных линий усадьбы Тейт.
Впервые также стали известны точные инструкции, данные Мэнсоном Уотсону в ночь убийств на Сиэло-драйв. Уотсон показал: Чарли отозвал меня в сторонку, за автомобиль… и передал мне револьвер и нож. Он сказал взять это и поехать туда, где раньше жил Терри Мельчер. Он сказал убить всех в доме настолько жестоко, насколько я смогу. По-моему, он говорил что-то о живущих там кинозвездах”.
Вдобавок, Уотсон признал, что уже был вооружен ножом, входя в дом Лабианка.
По ходу всего процесса по делу Уотсона более всего сложностей мне доставили не улики, не адвокаты защиты и не вызываемые ими свидетели, но сам судья, Адольф Александер, бывший близким другом адвоката Текса, Сэма Бубрика.
Александер не только постоянно потворствовал защите в своих решениях, но зашел куда дальше этого. Во время voir dire он заметил: “Многие из нас не приемлют смертной казни”. Когда давали свои показания свидетели обвинения, он не сводил с них недоверчивого, скептического взгляда; во время выступлений свидетелей защиты он, напротив, прилежно делал заметки. Все это происходило прямо на виду у присяжных. Нередко Александер лично проводил перекрестные допросы свидетелей обвинения. В итоге все это мне надоело, и, попросив разрешения подойти к судейскому столу, я напомнил Александеру, что он ведет суд с участием присяжных, и решение предстоит принять этим двенадцати, а не ему самому; далее, я выразил обеспокоенность тем, что, ведя допросы свидетелей, он дает присяжным понять, что не верит их показаниям — а поскольку судья в глазах присяжных предстает фигурой достаточно весомой, это может крайне скверно отразиться на интересах представляемого мною Народа. Я предложил Александеру записывать вопросы, ответы на которые он непременно захочет услышать, на бумаге и передавать их адвокатам защиты.
С этого момента Александер прекратил подвергать свидетелей обвинения перекрестным допросам. Впрочем, удивлять меня он не перестал. Когда присяжные удалились на совещание, судья не отсылал вещественные доказательства в зал совещаний (процессуальное действие, доведенное буквально до автоматизма), пока я во всеуслышание не потребовал сделать это. И однажды, в кулуарах и вне стенограммы, он назвал подсудимого “бедняжкой Тексом”.
В стенограмму не попало и замечание, сделанное мною уже в самом конце процесса: “Вы — единственное серьезное препятствие, мешавшее мне доказать виновность подсудимого в убийстве первой степени”.
Вопреки проблемам, воплотившимся в судье Александере, 12 октября 1971 года присяжные признали Уотсона виновным в семи убийствах первой степени и в участии в преступном сговоре с целью совершения убийства. То, что мне благополучно и эффективно удалось разрушить показания приглашенных защитой психиатров, видно уже по тому факту, что 19 октября присяжные совещались всего два с половиной часа, чтобы решить: Уотсон был вменяем. 21 октября, проведя за закрытыми дверями лишь шесть часов, они вернулись, вынеся Тексу приговор — смертная казнь.
Процесс длился два с половиной месяца и обошелся в четверть миллиона долларов. Кроме того, он добавил еще сорок томов (5916 страниц) к мини-библиотеке по делу об убийствах Тейт — Лабианка.
Судья Александер поблагодарил присяжных за выполненную ими нелегкую работу, но в день подписания приговора Уотсону заметил: “Если бы я слушал это дело не в суде присяжных, то, вполне вероятно, мой вердикт звучал бы несколько иначе”.
На другом, уже третьем, процессе Сьюзен Аткинс признала себя виновной в убийстве Гари Хинмана и была приговорена к пожизненному заключению. Подписывая приговор, судья Рэймонд Чоэйт назвал ее “опасной по меркам любого сообщества” и заметил, что Сьюзен “следует провести в заключении всю жизнь”.
Защита добилась отдельных процессов по комбинированному обвинению Чарльза Мэнсона, Брюса Дэвиса и Стива Грогана в убийствах Хинмана — Шиа. Вопреки тому, что тело Дональда “Коротышки” Шиа так и не было найдено (его не нашли и по сей день), обвинителям Барту Катцу, Энтони Манцелле и Стивену Кею удалось выполнить сложнейшую задачу и получить вердикты о виновности каждого из подсудимых по всем пунктам обвинительного акта. Мэнсон и Дэвис были приговорены к пожизненному заключению. Присяжные вынесли решение о применении смертной казни в отношении Грогана, но, когда пришло время подписать приговор (за два дня до Рождества 1971 года), судья Джеймс Колтс, заметив: “Гроган был слишком глуп и слишком накачан наркотиками, чтобы принимать решения самостоятельно”, и что на самом деле это именно Мэнсон решал, “кому жить, а кому умереть”, — изменил приговор на пожизненное заключение.
