Джон Рональд Руэл Толкиен - Письма

Неизменно Ваш,

РОНАЛЬД ТОЛКИН.

А не могли бы вы называть меня просто по имени? Я теперь принят в здешнее сообщество, — а в нем давно вошло в привычку обращение по именам, вне зависимости от возраста или должности; а поскольку вы ныне оч. старый друг и притом весьма дорогой, мне бы ужасно хотелось и с вами быть «familiaris» /*Друг, знакомый (лат.); т. е. держаться запросто, по-семейному.*/. P.

Спасибо за ваше письмо, такое сердечное, и за ваш интерес к моим произведениям в целом. Однако ж ныне я — старик, что изо всех сил тщится закончить хотя бы некоторые из своих трудов. Любая дополнительная работа, пусть и пустяковая, уменьшает мои шансы когда-либо опубликовать «Сильмариллион». Так что, надеюсь, вы поймете, отчего для меня никак невозможно тратить время на комментарии о себе самом или своих книгах.

В том, чтобы стать культовой фигурой еще при жизни, боюсь, приятного мало. И тем не менее я не нахожу, что это способствует зазнайству; сам я чувствую себя ужас каким маленьким и ничтожным. Но даже нос самого скромного из идолов (помоложе, чем Чу-Бу, и немногим старше Шимиша) [1] никак не может не пощекотать сладкий аромат фимиама!

1. Идолы в рассказе лорда Дансени; см. письмо №294.

Боюсь, вы, того и гляди, окажетесь правы, утверждая, что поиск источников «Властелина Колец» займет не одно поколение ученых. Мне очень жаль, что это так. На мой взгляд, самое интересное — это данное конкретное использование мотива в данной конкретной ситуации, будь то мотив вымышленный, намеренно заимствованный или бессознательно всплывший в памяти.

[В ответ на вопрос: нашли ли энты своих жен?]

Что до жен энтов: я не знаю. О временах позже первых нескольких лет Четвертой эпохи я ничего не писал. (Если не считать начала повести, действие которой предполагалось отнести к концу правления Эльдарона /*Так в оригинале.*/ примерно 100 лет спустя после смерти Арагорна. Потом я, конечно же, обнаружил, что о временах Королевского Мира рассказывать особенно нечего; а войны, которые Арагорн вел, после низвержения Саурона особого интереса не представляют; но что примерно тогда практически наверняка возникла бы неудовлетворенность — из-за того, что (по-видимому) люди неизбежно пресыщаются хорошим: возникли бы тайные общества, практикующие темные культы, и «орочьи культы» среди подростков). Однако, сдается мне, в т. II стр. 80—81 [1] ясно говорится, что для энтов в рамках «истории» воссоединения не будет — но энты и их жены, будучи разумными созданиями, обретут некий «земной рай» вплоть до конца этого мира: а далее ни мудрость эльфов, ни энтов не прозревает. Хотя, возможно, они разделяли надежду Арагорна на то, что они «не прикованы навеки к кругам мира, а за пределами их более, чем память».....

В отношении греческого я ощущаю себя этаким перебежчиком, который по доброй воле на долгие годы поселился среди «варваров», хотя некогда я кое-что о нем знал. Однако ж я предпочитаю латынь. Я чувствую себя так же, как Теодор Хаэкер [2] — или как некий выдающийся филолог (Базелл), который некогда был моим студентом, а теперь является экспертом в таких «варварских» языках, как турецкий: однажды он написал мне по поводу одного только что открытого языка: «Он из тех, что вы и я оба сочтем «нормальным», с точки зрения человека вообще, — он ведь похож на латинский».

1. Песня энта и жены энта в главе «Древобород».

2. Немецкий философ, автор работ о датском философе Серене Кьеркегоре; (1879—1945).

[В передовице «Дейли телеграф» от 29 июня 1972, озаглавленной «Лесоводство и мы», содержался отрывок: «Овечьи пастбища, раскинувшиеся на целые мили — гуляй не хочу, — превращены в обитель толкиновского мрака, где даже птицы не поют...» Письмо Толкина было опубликовано в номере от 4 июля, с небольшими изменениями в первой фразе.]

30 июня 1972

Мертон-Колледж, Оксфорд

Уважаемый сэр!

Касательно номера «Дейли телеграф» от 29 июня, страница 18, я считаю, что несправедливо использовать мою фамилию как определение к «мраку», тем более в контексте, где речь идет о деревьях. Во всех моих произведениях я встаю на сторону деревьев против всех их врагов. Лотлориэн прекрасен, потому что деревья там всеми любимы; в других эпизодах изображается, как леса пробуждаются и обретают самосознание. А Древний лес враждебен к двуногим созданиям, памятуя о многих обидах. Лес Фангорна, прекрасный и древний, во времена развития событий был исполнен враждебности, поскольку ему угрожал враг, приверженец машин. Мирквуд некогда подпал под власть Силы, ненавидевшей все живое, но еще до конца повествования ему вернули былую красоту и он стал Зеленолесьем Великим.

Несправедливо сравнивать комитет по лесоводству с Сауроном, поскольку, как вы заметили, комитет способен на раскаяние; однако никакие глупости и в сравнение не идут с уничтожением, мучительством и убийством деревьев, осуществляемым отдельными частными лицами и местными властями. Зловещий визг электропилы ни на минуту не умолкает там, где обнаружены еще растущие деревья.

Искренне Ваш,

ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН.

Наконец-то занялся маминой могилой..... Мне бы хотелось следующую надпись:

ЭДИТ МЭРИ ТОЛКИН

1889-1971

Лутиэн

: коротко и сухо, за исключением Лутиэн, а это имя значит для меня больше, нежели бесчисленное множество слов; ибо она была моей Лутиэн (и знала об этом) /*Она знала самый ранний вариант легенды (написанный в госпитале), а также и стихо творение, впоследствии опубликованное как песнь Арагорна в ВК. — Прим. авт.*/.

13 июля. Скажи, что думаешь, без утайки, об этом добавлении. Я начал это письмо в глубоком потрясении, во власти сильного переживания и горя, — и в любом случае время от времени на меня накатывает (с возрастающей силой) всепоглощающее чувство утраты. Мне необходим совет. И, однако ж, я надеюсь, что никто из моих детей не сочтет использование этого имени сентиментальной причудой. Как бы то ни было, с цитированием ласкательных прозвищ в некрологах оно и в сравнение не идет. Я в жизни не называл Эдит «Лутиэн» — однако именно она дала начало легенде, что со временем стала центральной частью «Сильмариллиона». Впервые эта легенда зародилась на небольшой лесной полянке, заросшей болиголовами, под Русом, в Йоркшире (где я недолгое время командовал аванпостом хамберского гарнизона в 1917 г. и она имела возможность какое-то время жить там со мной). В те дни волосы ее были как вороново крыло, кожа — атласная, глаза сияли ярче, нежели когда-либо на твоей памяти, и она умела петь — и танцевать. Но легенда исказилась, я — оставлен, и мне не дано просить перед неумолимым Мандосом.