Мы же продвигались все дальше и дальше. Мы собирались рано или поздно прижать британцев. Батальон нигде не останавливался, но по ходу мы задавали несколько вопросов в каждой деревне или небольшом городке. Тот, кто успевал по пути отрезать себе кусок хлеба с намазанным на него жиром, до тех пор, пока не съедал, прикрывал его сверху рукой, чтобы не съесть заодно и быстро налипающий слой пыли и грязи.
Только однажды, у залива Амаракикос, я позволил себе короткую остановку. Я нашел здешние апельсиновые рощи просто чарующими. Солдаты набрали в свои каски ароматных фруктов; мы хотели попробовать их и убедиться, что мы на юге! На узкой горной дороге стоял несчастный пони греческой армии, белая лошадка с синими тенями, проступавшими между ее ребер. Брошенная, без упряжи, на последнем издыхании. Она не шевелилась; она стояла как памятник разгрому. Мимо нее проезжали наши бронемашины и мотоциклы. Лошадь тоже была ветераном проигранной войны, обессиленным, жалким существом.
Далее на юг мы двигались, пересекая бурлящие горные реки, и видели в них безоружных солдат, наслаждавшихся прохладной водой. Но нам, покрытым грязью и потом, нельзя было насладиться ни единой каплей. Мы видели тысячи людей, лежавших в тени оливковых деревьев. Вместо этого нам приходилось следить за уровнем топлива и за поворотами дороги. Нам приходилось избегать выбоин и крепко держаться за руль, когда наши машины подбрасывало на ухабах. Мы, конечно, помнили несчастные польские дороги, но эта дорога была чертовой «теркой для сыра», которая, казалось, хотела вытрясти из нас душу. На смену вечеру наступала ночь, а мы все еще не достигли цели. Отбившиеся от своих британские солдаты и подрывные команды разбегались перед нами. Греческие крестьяне говорили нам, что британцы развертывали шипованные ленты на дорогах, чтобы задержать наше наступление, и это оказалось правдой. Водители ругались, пока им приходилось менять очередное спущенное колесо. Мы сделали короткую остановку в маленьком городишке – батальону нельзя было привлекать к себе внимание.
Преследование британцев продолжалось на заре. Мы мчались все время на юг, вверх через невысокую горную гряду и снова вниз – в долину. Мы пересекали глубокие ущелья. Развалины классической Греции приветствовали нас. Кто-то вспомнил лорда Байрона, который был убит здесь в сражении с турками в 1824 году (Байрон умер действительно здесь, в Месолонгионе, но от лихорадки. – Ред.). Но у нас не было времени думать об истории. Прямо перед нами возник город Месолонгион. Скоро мы достигнем Коринфского перешейка, а затем сможем перехватить британцев. Авангард осторожно двигался своим маршрутом по направлению к городу и выехал на его узкие улицы. Население Греции приветствовало нас. Последние британские войска только что оставили город и отступали вдоль побережья по ведущей на восток дороге, уходящей в направлении Коринфского перешейка.
Мы выдержали 250-километровый поход через гористую страну и остановились напротив темных гор, возвышавшихся над полуостровом Пелопоннес. У нас не было радиосвязи с полком. Мы были одни.
Над нами летали английские разведывательные самолеты и делали круги над портом Патры на другой стороне залива. Нам видны были суда в гавани, и мы увидели британский эсминец, отчаливавший, чтобы взять курс на юг. Мы шли по следам английских команд подрывников и скоро должны были выйти к Коринфскому перешейку. Но такого рода преследование мне стало уже неинтересным. Зияющие воронки на дороге снижали нашу скорость. Я думал, что скорее приобрету огромный опыт в строительстве дорог, чем перехвачу англичан. Горы на другой стороне Коринфского залива все чаще привлекали мое внимание. По дороге вдоль побережья Пелопоннеса, на дальнем конце залива британские части двигались от Коринфа в Патры, чтобы добраться до судов и эвакуироваться. Я должен попасть туда! Но как пересечь залив?
Я стоял на моле у Нафпактоса, маленькой, невзрачной гавани с башнями средневековой крепости, когда строй пикирующих бомбардировщиков U-87 «Штука» атаковал порт Патры. Клубы дыма и взрывов взметнулись в воздух из скопления судов. Вдруг я заметил телефон. Он все еще был подключен, он работал, а Патры отвечал! Вздрогнув, я положил трубку обратно на рычаг древнего аппарата.
Но меня прельщала идея пересечь залив и спутать планы британцев. Я послал за переводчиком, потребовал вызвать греческого коменданта в Патрах и попросить его доложить о ситуации. Комендант был под впечатлением от атаки пикирующих бомбардировщиков и с готовностью ответил на все вопросы. За считаные минуты я получил точные сведения о движении английских войск между городами Коринф и Патры. Я велел коменданту направить офицеров связи в Нафпактос.
В скором времени я заметил небольшую моторку, следовавшую в Нафпактос. Тут сам дьявол вступил в игру. Еще одна эскадрилья «Штук» с ревом пронеслась над нами и повторно атаковала британские корабли в гавани. Неприятным результатом стало то, что комендант города подумал, что это я приказал снова атаковать Патры. В довершение всего на обратном пути летчики атаковали моторку, на которой ехал связной офицер. Лодка сразу же повернула на 180 градусов, и обозленный греческий офицер сообщил по телефону, что в таких условиях никто не захочет пересекать залив.
Пот с моего лба капал на карту. Она давно устарела. Где были англичане? На левом крыле вслед за овладением Фермопилами наши войска должны либо достичь Афин, либо продвинуться еще дальше, к Коринфскому перешейку. Следовательно, британцам приходилось либо оборонять Пелопоннес, либо взять под контроль греческие порты. Я представил себе, как немецкие парашютисты высадятся на перешейке, чтобы блокировать узкий проход и канал возле Коринфа.
Обратили ли англичане внимание на наше быстрое наступление? Хорошо ли работала их разведка? Стояли ли наготове эсминцы и другие суда, чтобы помешать нашим попыткам пересечь залив? Никто не мог мне дать ответа на эти вопросы. Мои солдаты и офицеры выжидательно смотрели на меня. Они видели, как я стою на моле, вновь и вновь оценивая расстояние. Более 15 километров водного пространства отделяли нас от пути отступления британцев. Самое позднее на следующий день объектом противоборства станет Коринфский перешеек, и я хотел участвовать в этом бою. Я хотел переправиться.
Настал момент истины: в условиях, когда вся ответственность ложится на меня, я не буду действовать в соответствии с традиционными правилами войны. Я пересеку Коринфский залив (здесь – залив Патраикос, Коринфский залив начинается к востоку от Нафпактоса. – Ред.) с теми силами, которые были в моем распоряжении. Будет ли это смелым или безрассудным шагом, станет известно в следующие несколько часов. Мои товарищи откликнулись с энтузиазмом, но вскоре возникли возражения практического характера: артиллерия не сможет поддержать высадку; расстояние слишком велико. Военные инженеры обратили мое внимание на высоту волн и состояние жалких рыбачьих катеров. Возражения накапливались, но я уже принял решение. Неожиданная атака должна быть успешной.
