Наши контакты продолжались много лет. Я специально для себя разработал легенду, основанную на семейных связях: моей женой была диктор телевидения ГДР, фотографии ее детей украшали стены маленькой виллы, которую я представил Штайнрюкке как свое жилище. Хотя наш контакт не стал столь тесным, чтобы я отважился на попытку вербовки Штайнрюкке, беседы с ним были очень информативны, ведь Штайнрюкке был советником концерна “Локхид” и имел хорошие отношения с генералом Штайнхофом, командующим западногерманскими ВВС. Через него мой собеседник, несомненно, знал о роли Франца-Йозефа Штрауса в скандале со “Старфайтерами” больше, чем давал мне понять.
В прекращении наших контактов виновен я. Благодаря Штайнрюкке я познакомился с д-ром Вальтером Бауэром, занимавшимся межзональной торговлей. Этот вроде бы незначительный коммерсант официально занимался скупкой по дешевке в Лаузицком буроугольном бассейне стеарина в виде свечного лома. Так как он до 1945 года занимал высокую должность в концерне Флика, тогдашнего владельца Лаузицкого буроугольного бассейна, возникало подозрение, что в действительности Бауэр должен был искать возможности восстановления прав собственности своего прежнего господина. Да и фотография, на которой мой новый знакомый был запечатлен рядом с Аденауэром в президиуме церковного съезда, мало соответствовала образу мелкого торговца. Особый интерес к Бауэру вызывали у меня его тесные отношения с д-ром Гизевиусом, о котором я после Нюрнбергского процесса хорошо помнил как о посреднике между буржуазным немецким Сопротивлением и американской спецслужбой УСС, предшественницей ЦРУ. Поэтому я предполагал, что Бауэр связан с американской разведкой.
Вооружившись этими знаниями и подозревая, что, возможно, в сделках Бауэра в ГДР и с ГДР не все в порядке, я полагал, что могу отважиться на фронтальную атаку. На встречу, устроенную Штайнрюкке, пришел невысокий толстяк, одетый в костюм, так же не привлекавший к себе внимания, как и его потрепанный портфель. Очень скоро пришлось признать, что я имею дело с большим хитрецом, который новичку вроде меня был не по зубам. Не могло быть и речи о запугивании и уж тем более о том, чтобы оказать на него давление.
Когда Штайнрюкке не пришел на следующую встречу, о которой мы с ним договорились, мне стало ясно, что здесь не обошлось без хорошей взбучки со стороны Бауэра. В действительности же сотрудники американской разведки учинили Штайнрюкке строгий допрос, просветили его на мой счет и предостерегли от меня.
Из-за необдуманной попытки сближения с Бауэром я без нужды разрушил контакт со своим информатором Штайнрюкке, который и не подозревал об этой роли. Мне пришлось позже горько пожалеть о случившемся, когда в середине 70-х годов его имя вновь и вновь упоминалось в связи с делом “Старфайтеров”.
В ходе установления другого контакта мне, вероятно, и большее терпение не могло бы принести успеха. Я познакомился с Карлом Хундхаузеном, членом правления концерна Круппа, на Лейпцигской ярмарке. Он охотно обсуждал политические вопросы, открыто критиковал боннское правительство за его ограничительную политику в межзональной торговле, но я был вынужден констатировать, что собеседник принимал меня за представителя правительства ГДР и в качестве такового намеревался использовать в интересах Фонда Круппа. Со своей стороны, он отнюдь не имел намерения позволить мне использовать его в своих целях.
Гораздо больше повезло мне с д-ром Генрихом Видеманом, приверженцем и хорошим знакомым Йозефа Вирта. Он оказался не только активным сторонником воссоединения Германии и противником привязывания Бонна к Вашингтону, но вскоре тактично дал понять мне, что был бы не против получить от нас конкретное предложение.
Мы составили договор. Видеман должен был с нашей стартовой финансовой помощью открыть в Бонне Бюро экономической помощи служащим с твердым жалованьем, которое открывало ему, а тем самым и нам доступ ко всем министерствам и их сотрудникам. Как только деятельность бюро начнет приносить прибыль, моя служба, как предполагалось, в полном соответствии с принципами капитализма станет в них участвовать. Но такому плану, к сожалению, не суждено было сбыться. Вместо этого нам пришлось в одиночку нести все расходы, так как бюро Видемана не приносило никакой прибыли.
С точки зрения разведки дело обстояло лучше. Окупилась прежде всего дружба Видемана с д-ром Рудольфом Криле, который в качестве заведующего отделом Ведомства федерального канцлера отвечал за оборонную политику и военные союзы. Обладатель бесценных секретов, ни о чем не ведая, он бывал в нашем бюро, сидел с нашим человеком за лучшими рейнскими винами и рассказывал ему то об одном, то о другом, не предназначавшемся для посторонних.
Это подогревало наши амбиции, и мысленно мы уже видели бюро крышей нелегальной резидентуры, механизмом на случай кризисных ситуаций, когда другие каналы связи станут слишком опасными. Кандидата в резиденты мы знакомили с соответствующей техникой получения, обработки и передачи большого объема информации. Кроме того, на случай кризисных моментов он обучался владению приемопередающими устройствами и подслушивающей техникой, чтобы можно было записывать важные разговоры.
Внедрение нашего резидента длилось многие месяцы. Тем временем мы с помощью Видемана завербовали его спутницу жизни, которую под именем Ирис ввели в штат сотрудников бюро. Постепенно стало ясно — и это вызывало нашу озабоченность, — что несоответствие между расходами на содержание бюро и прибылью, которую оно приносило, все усиливалось. Мы опасались, что проявление недоверия к бюро со стороны финансовых органов — лишь вопрос времени и что они, заинтересовавшись его работой, могут в конце концов проинформировать контрразведку.
Но решение о будущем Бюро по экономической помощи было внезапно принято помимо нас. Один из сотрудников нашего центра бежал на Запад, и нам пришлось срочно отозвать из бюро Видемана резидента, оберегая его от возможности разоблачения.
В качестве утешительного приза нам осталась Ирис. Когда Криле был переведен из Ведомства федерального канцлера на должность министериаль-директора в министерство науки и образования, мы поначалу сделали недовольные лица. И все же Ирис благодаря протекции Криле продвинулась там до должности секретаря министра и работала в качестве таковой при министрах Ленце, Штольтенберге и Лойссинке до своего разоблачения и ареста в 1970 году. Мы были обязаны ей детальной информацией о заседаниях кабинета и исследовательских проектах, которая существенно облегчала нашу работу в области научнотехнической разведки. Судебный процесс против Видемана, завербовавшего Ирис, был прекращен из-за его преклонного возраста и плохого состояния здоровья.
