— Ларочка, по-моему, партизанки такими смуглыми не бывают.
Я ответила ему в тон:
— Валерочка, но ведь ваш фильм как будто черно-белый?
Шувалов мне сразу понравился. Но сам он поначалу проявлял интерес к другой актрисе.
…Я сижу в номере Натальи Варлей — нашей главной героини. Наташа очень хорошенькая, особенно когда поет, романтично перебирая струны. Шувалов, на которого я положила глаз, ей явно симпатизирует.
Валера в свои тридцать лет не выглядел неотразимым сердцеедом. Но было в нем что-то подкупающее, актрисы в него влюблялись. Скорее всего, секрет заключался в спокойной уверенности — профессиональной и мужской. Взгляд цепкий, но лишенный цинизма. Таким внимательным глазам очень хочется понравиться.
Ну и как же быть? Как обратить на себя его внимание? Я старше Варлей лет на десять, петь не умею. Сижу и думаю: «Чем взять-то?.. Черт побери, неужто я ни на что не гожусь?!» И тут приходит решение: стихи! Ахматова, Блок, Северянин не подвели. А исход атаки предрешила «тяжелая артиллерия» — Марина Цветаева…
Смотрю на Шувалова. Кажется, пробило. Как бы в ответ на Цветаеву он вспоминает стихи Мандельштама…
Назавтра я получила от Валеры несомненный знак внимания. Мы снимали эпизод на болоте, и я набрала воды в кирзовые сапоги, в которых ходила моя партизанка. Между дублями Шувалов подошел, предложил глоток коньяку из своей фляжки и неловко вынул из кармана пару чистых сухих носков! Казалось бы, не бог весть какой жест. Но у меня хватило ума его оценить: выходит, заранее побеспокоился — захватил с собой эти трогательные носочки! В общем, снова задел за живое мое слабое влюбчивое сердце…
Свою основательность и надежность Валера подтвердит в будущем не раз и не два. Но мне уже не нужны подтверждения — я влюбилась. Мне нравилось, что у Шувалова есть характер, темперамент и при этом он умеет быть внимательным и бережным. Я устала от бешеных страстей, от ревности и давно уже нуждалась в покое, заботе и доверии…»
После возвращения в Москву отношения Лужиной и Шувалова продолжились, причем отнюдь не платонические. Казалось бы, теперь самое время было объясниться с Чардыниным и официально сойтись с Шуваловым. Но Лужина не торопилась. Так тянулось до Старого Нового года — 13 января 1970 года. Вспоминает Лужина:
«Я пришла в гости к Валере. Мы встретили праздник, выпили шампанского, и вдруг голову будто стянуло обручем. «Скорая» диагностировала гипертонический криз. А специалистка из Минздрава, которую нашел Шувалов, вынесла вердикт куда серьезнее: необходима срочная госпитализация. Это микроинсульт».
С лечащим врачом мне повезло. Доктор Талантов тогда сказал: «Я тебя сам поставлю на ноги, никаким нейрохирургам не отдам: того гляди — искалечат, инвалидом останешься». Александр Александрович дотошно искал причину болезни, подробно расспрашивал, не было ли у меня сильных ушибов головы. Шутка ли, инсульт в двадцать девять лет! Я припомнила травму на съемках в Крыму, когда без дублера играла в сцене автоаварии, и еще… увесистые оплеухи, которыми награждал ревнивый супруг.
У меня не было стопроцентной уверенности, что виноват Леша, но видеть его совсем не хотелось. Когда муж вернулся в Москву и пришел меня навестить, Талантов объяснил ему, что я не хочу с ним встречаться: возможно, это его вина, что я оказалась на больничной койке. Чардынин был пристыжен и раздавлен.
Если мужа ко мне не пускали, то Шувалов появлялся регулярно. Стояла зима, а он приходил с цветами, приносил сочные помидоры, что в советское время было невиданной роскошью.
Пять месяцев пришлось проваляться в клинике. Когда вышла, объявила Чардынину, что ухожу. Вернее, покинуть дом пришлось ему. Мы уже жили в двухкомнатной кооперативной квартире на улице Удальцова и строили «однушку» в Большом Тишинском переулке — надеялись съехаться. В эту-то однокомнатную Леша и отправился. За пять месяцев моего отсутствия он кое-как свыкся с мыслью, что так или иначе придется менять свою жизнь.
Едва Чардынин переехал, меня охватило чувство защищенности и душевного покоя. Это называется «как за каменной стеной». Я знала, что меня больше никто не обидит и не ударит. Что муж не будет сутками пропадать непонятно где и с кем, не бросит больной и беспомощной. Я впервые серьезно задумалась о детях. И поняла, что хочу ребенка от Шувалова…»
В 1971 году Лужина родила ребенка от Валерия Шувалова — сына Павла.
«Врачи возражали против родов: говорили, что сосуды могут не выдержать. Один доктор Талантов разрешил: «Рожай. Беру ответственность на себя!»
Валера дал сыну имя своего отца: Павел. По утрам сам ходил на молочную кухню, чтобы я могла подольше поспать. Подруги до сих пор вспоминают, как нежно и бережно Шувалов со мной обращался: «Кисулечка, рыбулечка» — только так и называл…
Но была одна проблема: папа-оператор и мама-актриса постоянно заняты на съемках! С кем же оставить ребенка? Свекровь лежала в параличе, так что приходилось возить сына к маме в Таллин — благо тогда не требовалось никаких виз. Павлика было жалко, хотя путешествия к бабушке его явно не травмировали. Это меня точило чувство вины, а Пашка с младенчества привык к этим поездкам, и к однокомнатной квартире моей мамы, и к ее мужу — добрейшему дяде Мише, с которым постоянно ходил на прогулки…»
Работы у Лужиной и Шувалова в те годы и в самом деле было много. Так, он наконец стал работать главным оператором без всяких помощников: первым таким фильмом стал «Сказ о том, как царь Петр арапа женил» (1976) Александра Митты.
Что касается Лужиной, то она тогда снималась не менее активно, чем в 60 е и записала на свой счет следующие фильмы: «Гонщики» (1972; Люся Кукушкина), «Исполнение желаний» (Варвара), т/ф «Совесть» (Нина Александровна Корнецкая) (оба — 1974), «Небо со мной» (1975; главная роль — Надежда Грибова).
Во второй половине 70 х Лужина сыграла сразу несколько ролей мам, причем среди них были мамы вымышленные, а также реально существовавшие. Назову эти фильмы: «Роса» (1976; мать Троши), «Так начиналась легенда» (главная роль — мама Юрия Гагарина Анна Тимофеевна), «Четвертая высота» (1978; мама героя Великой Отечественной войны Гули Королевой).
Из этих «материнских» ролей самой заметной стала роль мамы первого космонавта Земли. Актриса вспоминает:
«Я встречалась с Анной Тимофеевной Гагариной, специально к ней ездила. Кстати, когда подъезжали к городу, подобрали голосовавшего пожилого уже мужчину, грибника. Разговорились, а он, оказывается, был приятелем Алексея Ивановича, отца Юрия Гагарина, которого к тому времени, в 76 м году, в живых не было. Спрашивает: «Лешку изобразите?» — «А как же». — «И это тоже?» — И выразительно щелкнул пальцем по горлу. «Действительно он был большим любителем?» — спрашиваю. — «Да что вы, мы с ним вместе. Но только по праздникам. Нет, только по воскресеньям». Потом сделал паузу и добавил: «И каждый день тоже». Мы посмеялись, и он потом рассказал, что они были на рыбалке, когда Юрий в космос полетел: «У нас был маленький приемник. И вдруг обрывают передачу и сообщают, что майор Гагарин… Я толкаю его: «Слышь, твой Юрка в космосе». — «Не, то не мой, мой еще лейтенант».
