листал газету New York Times. Его внимание привлекло небольшое рекламное объявление, напечатанное в нижнем углу страницы.
Черная обложка книги, рука кукловода и надпись «“Крестный отец” Марио Пьюзо». «Этот Пьюзо, должно быть, какой-то итальянский интеллектуал, – подумал Коппола, – а его книга – это трактат о власти и Макиавелли». А может быть, это какой-нибудь авангардный роман в стиле Роб-Грийе? Ему такие нравились. Что ему точно понравилось, так это логотип: «По нему сразу было видно, что эта книга – о власти».
Но он понятия не имел, как сильно эта книга изменит его жизнь и насколько он был прав (или неправ), говоря о ее содержании.
На этом совпадения не закончились. В тот же день к Копполе приехали два продюсера из Paramount. Эл Радди и Грей Фредериксон оказались в Сан-Франциско, потому что здесь снималась байкерская картина Роберта Редфорда «Малыш Фаусс и Большой Хэлси» – как оказалось, следующая в череде провалов, преследующих знаменитую киностудию, однако они еще этого не знали. Вскоре Радди и Фредериксону поручили еще одну изнурительную задачу – создать экранизацию, мягко говоря, не очень интеллектуального романа Пьюзо. Во время обмена сплетнями с продюсерами, который проходил дома у Копполы, неожиданно зазвонил телефон.
Вошла немного взволнованная Элинор. Да, ему обязательно нужно взять трубку. На линии был Марлон Брандо.
«Я разговаривал с ним впервые в жизни», – вспоминал потом Коппола. Брандо позвонил, чтобы отказаться от роли Гарри Кола в фильме «Разговор», хотя, как намекал Коппола в своем письме, эта роль была написана с расчетом на него.
Коппола не склонен был искать во всех этих событиях козни судьбы, напротив, он просто посчитал все эти совпадения «странными». Но, так или иначе, через несколько недель ему действительно позвонили со студии Paramount.
Глава 3. «Брось пушку. Возьми канноли»
«Крестный отец» (1972)
Двигаясь по Малхолланд-драйв в поисках укромного особняка, они выехали на гребень холма. Высокие стены, заросли бугенвиллеи и кусты индийского лавра высотой с пальму скрывали дом от любопытных взглядов. Рядом от дома Джека Николсона открывался вид на океан. Его, кстати, прочили на роль Майкла Корлеоне или, быть может, Тома Хагена (это зависело от того, кого вы спрашивали). В машине находились Фрэнсис Форд Коппола со своей небольшой командой – японским фотографом-документалистом Хиро Нарита и импозантным итальянским парикмахером Сальваторе Корситто, назначенным на роль гробовщика Бонасеры и уже облаченным в черный костюм.
«Никаких громких звуков!» – наставлял Коппола своих коллег. Он слышал, что Марлон Брандо ненавидит шум и на съемочной площадке часто надевает беруши. «Будем как ниндзя, – повторял режиссер. – И не дай бог вам назвать это кинопробами – Брандо не проводит кинопроб!»
У него вспотели ладони.
А когда помощник выманил наконец-то Брандо из спальни, у Копполы похолодело в животе.
Руководство компании Paramount передергивало от самой идеи снять Марлона Брандо в роли дона Вито Корлеоне. Они сделали все возможное, чтобы отговорить Копполу от этой затеи, в том числе в открытую приказали ему не снимать этого актера. Но Коппола уперся – молодой переписчик сценариев уже стал режиссером. Фотографии Брандо должны были убедить его боссов, что этот шестидесятилетний человек и есть великий итальянский патриарх, обладающий огромной властью. Для Копполы присутствие в картине Брандо имело мифологическое значение: «Актер с таким магнетизмом, такой харизмой просто войдя в комнату должен быть событием». Вот почему его мысли так решительно обратились к величайшему представителю Америки, каким бы измученным он ни был и как бы сильно ни потускнело его сияние.
У Брандо были светлые волосы, достаточно длинные, чтобы их можно было собрать в хвост. Он был плотного телосложения, одет в японское кимоно, с недовольным выражением лица. Красавец – но в прошлом; любимец режиссера Элиа Казана; звезда фильмов «Трамвай “Желание”», «На набережной» и «Вива Сапата!».
Коппола знал подход к актерам: он принес тарелки итальянской колбасы и сыра, сигары и эспрессо, чтобы, с одной стороны, пробудить эмоции Брандо, а с другой – понаблюдать, как он откусывает кусочки еды. Он предложил Брандо записать несколько кадров. Просто зафиксировать данный момент. «Подождите», – ответил актер. Он достал банку крема для обуви и провел гуталином по зачесанным назад волосам. Потом он скатал из куска салфетки два маленьких шарика и засунул их под десны.
«Я хочу быть похожим на бульдога».
Когда он встал перед зеркалом, стало заметно, что он сильно постарел и у него образовался двойной подбородок. С помощью сценического грима он добавил себе мешки под глазами.
«Как ты думаешь, мне нужны усы?» – его голос изменился, стал хриплым и далеким, словно исходил откуда-то из глубины души, – актер решил, что дон должен так говорить после полученного выстрела в горло.
«О да, – подобострастно поддакнул Коппола, – у моего дяди Луи были усы».
Продолжая разговаривать с самим собой, что-то бормоча, импровизируя реплики, Брандо начал расслабляться. Когда вдруг зазвонил телефон, он ответил звонящему, не выходя из образа: «Да-а-а?»
Перед съемками Брандо обязательно хотел найти нужные интонации и для этого прослушивал в ванной комнате записи выступлений предателя мафии Джозефа Валачи, дающего показания на правительственных слушаниях, организованных Робертом Кеннеди в 1963 году. Тогда мир впервые узнал о пяти нью-йоркских семьях, объединенных единым понятием «Коза ностра» [15], – сицилийской мафии.
Коппола не упустил своего шанса. Он привел с собой итальянского парикмахера, будущего исполнителя роли гробовщика. Тот подошел к Брандо и, запинаясь, начал речь, которая скоро станет легендарной: «Я верю в Америку. Америка подарила мне удачу…» Может быть, она была еще не такой идеальной, но пораженный Брандо начал его слушать, а потом и отвечать ему… Завязался диалог…
«Это было невероятное перевоплощение», – вспоминал Коппола, склонный к краткому выражению восхищения, – тогда он вдруг понял, что его фильм выйдет в свет. Сорокасемилетний актер – именно столько лет было тогда Брандо – на глазах становился стареющим главой мафии. И все это было записано на взятую у кого-то 16-миллиметровую видеокамеру. А потом они ушли, точнее были изгнаны из Эдема.
Коппола показал пленку Чарли Блюдорну. Босс сидел в своем кабинете на тридцать третьем этаже раскачивавшегося при сильном ветре небоскреба Gulf & Western Building, который располагался на Колумбус-Серкл в Нью-Йорке. Конгломерат промышленных компаний стал новым владельцем студии Paramount, а Блюдорн – временным председателем ее совета директоров. Преуспевший в США австрийский эмигрант был столь же грубым, как и его английский язык. И за ним было последнее слово.
«Это невероятно! – заговорил Блюдорн, не сводя глаз с экрана. – Кто этот человек? Кто он? Это же настоящий крестный отец!
