До этого места моего доклада ложи представителей различных партий и организаций, допущенных на Круг с правом совещательного голоса, хотя и волновались, но говорить мне не мешали. Особенное волнение поднялось в ложе эсеров, где заседал довольно известный на Дальнем Востоке Пумпянский Н.П., когда я умышленно задел революционеров, сравнив их отношение к казачеству с отношением к нему старого правительства, которое сознавало, что казачество не сословие, но не дало точного определения, за кого оно считало нас. В законе ясно указано, что казак может получить личное и потомственное дворянство за выполнение образовательного или командного ценза. Если бы казачество почиталось за сословие, закон предусмотрел бы нелепость создания в сословии еще сословия дворян. В таком случае и украинцев, например, следует считать не одной из народностей, населяющих Россию, а сословием. Важно то, что старое правительство относилось к казакам недоверчиво и сдержанно, без полноты искренности, а теперь представители новой власти стараются ради каких-то революционных целей сделать нас, казаков, не тем, что мы есть, хотят уничтожить существование самобытного и демократического исстари казачества. Где же та революционная справедливость, о которой социалисты так много кричат. Если ход развития так называемых революционных мероприятий будет и дальше направлен против казаков, то мы должны быть готовы к тому, что вслед за уничтожением казачьих так называемых привилегий будет уничтожено и наше право на исконные наши, завоеванные нашими дедами, земли. Если революция рассматривается всем населением России как расширение существующих и завоевание новых гражданских прав, то почему же казаков во имя революции хотят урезать в их правах. В силу великодушия и стремления к братскому единению со всеми народами нашего отечества, предки наши делились своими завоеваниями с государством, принимая выходцев из него и наделяя их землей, права на которую неоспоримо принадлежат казакам, кровью своей закрепившим ее за Российским государством. Ложно то, что казаки пользовались какими-то привилегиями при старом режиме. Если по сравнению с крестьянами казаки пользуются большими земельными наделами, то за это они поголовно служат государству, и на службу выходят в собственном обмундировании, снаряжении и на своем коне.
На этом была закончена моя речь, и начались выступления оппонентов. Первым выступил Н.П. Пумпянский, который привел красочное сравнение казачества с опричниной и призывал Круг раз навсегда снять с себя позорное пятно привилегированного сословия и т. д. Дебаты продолжались два или три дня. В конце концов, я, как единственный оппонент противному лагерю, уже не сходил со сцены Мариинского театра, с которой произносились речи, а, сказав свое возражение, садился позади трибуны, чтобы через пять минут снова подняться на нее для возражения новому оппоненту. От Пумпянского, наиболее сильного оппонента, удалось скоро отделаться, поставив его в положение настолько смешное, что он уехал с Круга и больше на нем не появлялся. Когда Пумпянский увлекся очередным возражением мне и затянул речь надолго, я взял графин с водой, налил из него в стакан и молча подал ему. Растерявшись от неожиданности, он взял стакан и недоумевающе уставился на меня. Тогда, воспользовавшись минутным молчанием, я с серьезным видом предложил ему прекратить революционную трескотню, а пыл его речей залить холодной водой. Пумпянский настолько растерялся, что принял мой совет всерьез, начал пить, захлебнулся, хотел продолжать свою речь, но закашлялся и под гомерический хохот присутствующих вынужден был сойти с трибуны и уехать домой.
Заседания Круга продолжались больше месяца, что сильно задержало мою работу по началу формирования Монголо-бурятского полка. Но еще на съезде я сговорился с бурятскими представителями о национальных бурятских формированиях. Для проведения этого вопроса в жизнь потребовалась санкция бурятского национального съезда, и мне пришлось просить областного комиссара Завадского о разрешении съезда. После некоторого колебания организация его была разрешена в Верхнеудинске, и вскоре после закрытия нашего Войскового Круга, закончившегося полной нашей победой, я выехал из Читы на бурятский съезд в Верхнеудинске. Лидерами национального бурятского движения были: Рынчино, Вампилон, доктор Цибиктаров, проф. Цыбиков, Цампилун и др. Съезд продолжался всего четыре-пять дней и вынес единогласное решение стать в ряды русской армии своим национальным отрядом для «защиты свободы, завоеванной революцией», причем я был избран командующим монголо-бурятскими формированиями.
Глава 10
Октябрьский переворот
Набор добровольцев в Монголо-бурятский полк. Первое столкновение на Березовке. Мой выход в Иркутск. Переворот в Иркутске. Посещение Совдепа. Приказ министерства о прекращении формирований. Мой ответ. Инцидент с есаулом Кубинцевым. Попытка задержать меня. Возвращение в Читу. Перенос штаба формирований в Даурию. Получение денег из областного казначейства. Вербовка добровольцев. Меры противодействия читинскому Совдепу. Заседание Совдепа и май визит на это заседание. Выезд из Читы. Прибытие в Даурию. Обстановка в Даурии.
В конце сентября я уже начал набор добровольцев. Не предвидя ничего хорошего, начал принимать не только инородцев, т. е. бурят и монгол, но и русских, поставив единственным условием поступления в мой отряд – отказ от революционных завоеваний – комитетов, отмены дисциплины и чинопочитания и пр. Таким образом, контрреволюционная физиономия моей затеи была выявлена с самого начала, и это вызвало немедленное противодействие со стороны революционных властей, задержавших выплату ассигнованных мне на формирование денег. Довольствие моих людей было поручено хозяйственной части ополченской дружины, охранявшей лагерь военнопленных на Березовке. Вскоре после большевистского переворота, 10 ноября, штаб округа потребовал от меня объяснения по поводу приема в формируемый мною Монголо-бурятский полк добровольцев русской национальности. Отношения с местными революционными властями и ополченцами испортились до того, что 12 ноября у нас произошло вооруженное столкновение, причем я был поддержан запасной сотней нашего войска, стоявшей на ст. Березовка, т. к. у меня в полку было не больше 50 человек. Осведомившись о столкновении, генерал Самарин по телеграфу вызвал меня в Иркутск. Я давно собирался поехать туда, так как мне было необходимо получить на руки приказ по округу о начале формирования монголо-бурятских частей, о чем я просил командующего округом еще в первое свое посещение Иркутска.
