Даже зная о болезни Любы, никто себе не позволял думать, что она уйдет. И она как будто не позволяла думать о плохом. Настя ее видела незадолго до трагедии, и она только и говорила о работе, о делах:
— Вот, у меня скоро там съемки, еще будет проект, я уже хочу выйти на съемочную площадку, должна выйти!
Столько было в этом уверенности, мощной попытки заставить себя поверить, стоять, бороться. Наверное, были какие-то тяжелые моменты, но, видимо, они выпали только уже на долю самых-самых близких: мужа, детей — Лешу и Машу.
О последней встрече с Любой Настя запомнила очень многое. Запомнилось, что она очень много смеялась. И хотя Настя видела, что ей там больно, там больно, она — смеялась! И очень прямо держала спину…
Алексей Кирющенко был одним из режиссеров-постановщиков последней работы Любы — телесериала «Моя прекрасная няня». Они с ней прекрасно ладили. У него была вахтанговская школа, которая, прежде всего, предполагала показ, и когда он показывал Любе, что и как она должна делать в кадре, она приходила в восторг. Ей нравилось, что режиссер сам понимает, чего хочет от актеров. Ведь ей так часто приходилось сталкиваться с обратным. Много внимания она уделяла тексту: если ей что-то не нравилось, Алексей шел актрисе навстречу и переписывал. Особого фанатизма в ее отношении к этой работе не было, все-таки она понимала, что снимается не самый главный шедевр в ее жизни. Но если на площадке появлялся хороший партнер, у нее тут же загорались глаза, Люба импровизировала и буквально фонтанировала эмоциями, находя для своей героини все новые и новые краски. У нее была итальянская школа актерской игры — очень экспрессивная, эмоциональная, она же по образованию была эстрадной актрисой. Ее раздражали люди, лишенные чувства юмора. Это тоже сразу же было заметно — у Любы начинали ходить желваки, но воли своим чувствам она никогда не давала и Алексею своего недовольства не высказывала. Просто пахала, не делая себе послаблений и ни на что не жалуясь.
Люба была из старой актерской школы, для которой на первом месте была работа, а все остальное — потом. Хотя, надо сказать, что условия тогда были далеки от идеальных. «Мою прекрасную няню» снимали в стенах из гипсокартона, везде гуляли сквозняки, не хватало солярки для отопительных приборов. Но никто из актеров не жаловался — ни Заворотнюк, ни Жигунов, ни, тем более, Люба.
«Мою прекрасную няню» снимали блоками. После того, как был готов первый, Люба уехала. Ее ждали, а в это время доходила самая разная информация — что она в Израиле, лечится, что у нее какие-то проблемы со спиной. Но никто даже не предполагал, что диагноз настолько страшный. Алексей очень любил Любу, поэтому при встрече обязательно обнимал или поднимал ее на руки, но она всегда вскрикивала:
— Ой, спина!
Все думали, что у нее просто травма, справиться с которой современной медицине вполне под силу. Когда стало ясно, что Любины дела плохи, оставалось отснять только одну сцену — свадьбу главных героев. Кирющенко был против участия Любы в этой сцене, потому что понимал: ее жалостливых, тоскливых глаз, что бы он ни делал, от зрителей не спрячешь. Но потом все-таки решился.
Приехала Люба уже после химиотерапии, поэтому была исхудавшая, бледная, в парике — страшно было видеть эту красивую женщину в таком состоянии. Больше пятнадцати минут стоять Люба не могла, поэтому приходилось делать частые перерывы. Конечно, мощный темперамент остался при ней, она старалась работать сильно, ярко, но ее физических сил на поддержание темперамента уже не хватало. И это тоже очень больно было видеть — Люба ведь всегда лидировала на съемочной площадке, всегда выдавала на-гора массу актерских находок, а тут самой активной оказалась бабушка няни Вики, которая все время повторяла:
— Люба, сиди, я все сделаю сама!
Алексей не знал, как отснять последнюю серию. Сценарий был завязан на том, что врачи перепутали анализы и сказали маме няни Вики, будто она смертельно больна. Ее последнее желание — увидеть свадьбу дочери. И Вика с Шаталиным делают все, чтобы порадовать мать напоследок. Финалом всего этого и должна стать свадьба. Правда, потом оказывалось, что мама все выдумала, чтобы Шаталин наконец-то женился на Вике.
Были сняты все сцены, в которых не требовалось участие Любы. Команда ожидала ее приезда. Но когда Алексей узнал о ее диагнозе, то решил от этой серии отказаться — такой сюжетный поворот казался ему неэтичным, даже кощунственным. Но сценарий каким-то образом Любе попался на глаза (скорее всего, его показал ее агент Либерман), и она сказала:
— Я обязательно хочу это сыграть.
В тот день, на который были назначены съемки, все ждали ее до пяти вечера. Потом актеры, у каждого из которых было много своих дел, разъехались, а Алексей остался. Люба приехала с большим опозданием. Закурив, сказала:
— Ты знаешь, Леш, я на самом деле неплохо себя чувствую. Врачи сказали, что в июне я буду бегать!
Больше Алексей Любу не видел… Для него так и осталось загадкой, как замысел сценаристов мог так мистически совпасть — один в один! — с реальными событиями. Правда, в фильме все должно было закончиться разоблачением розыгрыша, а жизнь уготовила Любе трагичный финал.
Несмотря на то, что Люба знала, как тяжела актерская судьба и искренне хотела оградить от нее своих детей, она все-таки стала основательницей новой актерской династии. Ее сын — Алексей Макаров — стал одним из самых востребованных актеров нынешнего поколения.
О том, что Алексей Макаров — сын знаменитой актрисы, долго никто не знал. Мама никогда не хлопотала за сына, не проталкивала его своим авторитетом. Алексей закончил ГИТИС, работал в театре Моссовета, играл ведущие роли, снимался в сериалах. Алексей дважды был женат, обе женщины имели отношение к театру, но, тем не менее, ревновали мужа к профессии.
Алексей всегда любил баловать женщин, но никогда не мог стерпеть женское упрямство и желание все делать вопреки. А еще он ненавидел фиолетовую помаду на губах:
— Женщины всего мира, слушайте меня, это отдает мертвечиной, это ужасно! — говорил он.
Как-то Люба пристала к сыну с расспросами:
— Легла, ну зачем тебе это нужно? Ты же видел, как тяжело достается слава и чем для этого нужно пожертвовать. Ладно, я глупая по молодости была, не понимала. Но ты-то понимаешь! Ради чего ты умышленно идешь на такие жертвы?
— Ради влюбленных женских глаз, мамочка, — улыбаясь, отвечал ей Алексей. — Только ради них!
— Глупый ты! — вспылила Люба.
Но вскоре она поняла, что ее опасения излишни. Алексей был действительно талантливым актером.
