Следовательно, не может быть никакой рациональной веры. В этом пункте у Оккама имеется некоторое формальное сходство с аналогичным утверждением мистиков. Однако в отличие от мистиков мыслитель был горячим ревнителем рационального знания. Он отклоняет всякую попытку силлогистического обоснования веры (дань которому отдавал даже Абеляр) как заведомо несостоятельную. Вера идет рука об руку с мистикой. Этот тезис признавал еще Гуго Сен-Викторский. Религия — это своего рода практическое лекарство для души. Поэтому, строго говоря, богословие не является наукой.
В «Expositio aurea...» Оккама бог существенно ограничен в своих возможностях. Например, он не властен над прошедшими событиями. По Оккаму, если в настоящем существует некоторая вещь, то для любого момента в будущем будет верно высказывание: «Эта вещь была», и бог не в силах сделать ложным заключенное в кавычки предложение, т. е. он не может отменить прошлое. Таким образом, «всевышний» не может регулировать направление времени. Мыслитель заявляет, что богословские догмы относятся к разряду нейтральных предложений и их нельзя квалифицировать ни как истинные, ни как ложные («...propositio neutra... intellectus nec assentit, nec dissentit») (11, V, q. 6). Примером нейтрального предложения может служить фраза: «Бог является человеком» (12, III, q. 9, В, С). От утверждения о сверхразумности веры оставался лишь один шаг до заявления о ее противоразумности.
Мыслитель трактует чувственное восприятие, память, опыт и понятие как ступени познания. По Оккаму, следующему в данном пункте Аристотелю и аверроистам, «каждая дисциплина начинает с индивидуальных предметов.
На чувственном восприятии, которое есть не что иное, как единичное, основывается память, на памяти — опыт, а с помощью опыта достигается общее, которое есть основа искусства и науки» (там же, I, 3). С большой силой подчеркивается роль чувственного восприятия как источника познания в следующем тексте Оккама: «Поскольку целиком познание наше проистекает из ощущений, то любая из наук также происходит из познаний единичных вещей, хотя ни одна наука не должна трактовать о единичных [вещах] как таковых. В собственном смысле нет никакой науки об индивидуальных [предметах], а есть наука об общих [понятиях], обозначающих эти индивидуальные [предметы]» (102. 3, 332—333).
Исключительно важная роль чувственных образов нисколько не притупляется в связи с возникновением рационального познания (cognitio intellectiva). «Любое рациональное познание с необходимостью предполагает чувственные образы (imaginationem sensitivam) как в смысле внешнего, так и внутреннего ощущения» (12, I, d. 3, q. 1). Это и аналогичные ему другие высказывания Оккама не позволяют видеть в нем ни одностороннего рационалиста, ни однобокого эмпирика. Вместе с тем только что приведенная цитата ясно свидетельствует и о той высокой роли, которую играет у Оккама концепция наглядного знания. Сферу последнего он в принципе хотел бы максимально расширить.
В своей классификации видов познания Оккам различает прежде всего отчетливое познание и смутное познание. Отчетливое познание означает уразумение любого объекта в соответствии с его внутренним устройством. Смутное же познание, по Оккаму, имеется тогда, когда универсальное постигается как нечто общее, присущее многому (59, 45). Совершенное познание определяется мыслителем как такое, которое не связано с приписыванием предмету ничего, что ему не свойственно (там же, 46). Но именно этот тезис впоследствии ляжет в основу формулировки материалистического взгляда на изучение природы. По другому основанию Оккам различает наглядное и абстрактное познание. Наглядное знание понимается им как живое созерцание: «Наглядное знание (notitia intuitiva) вещи есть такое знание, благодаря которому можно выяснить, существует ли вещь или не существует» (12, pr., q. 1). Оно относится к настоящему времени и к сфере случайных истин. По Оккаму, «только то познается наглядно, что обладает предметным бытием (esse subjectivum) в вещи» (там же, II, d. 15).
Для наглядного познания необходима «сама вещь без какого-либо промежуточного звена (sine omni medio) между ней и самим актом рассмотрения или усвоения» (там же, I, d. 27, q. 3, j). Здесь Оккам вступает в полемику с Дунсом Скотом и его последователями, поскольку они как раз допускали то «промежуточное звено», на элиминации которого решительно настаивает лидер средневекового номинализма. Согласно Скоту, чувственно воспринимаемая форма (species sensibilis) обладает существованием в промежутке между вещью и разумом. Впоследствии многие схоластики неноминалистического направления трактовали чувственные образы как нечто промежуточное между вещью в себе (in se) и человеческим представлением о ней. Используя свою «бритву», Оккам без колебаний удаляет из гносеологии подобного рода «промежуточные» категории.
Итак, интуитивное познание необходимо связано с интерпретацией присутствующей вещи, и эта дефиниция была воспринята, в частности, учеником Оккама Альбертом Саксонским (102, 4, 61). Наглядное знание выступает также в роли одной из причин, порождающих первичное абстрактное знание; последнее порождается также разумом и телом в качестве дополнительных «причиняющих» факторов (77, 67—68). Схема «нижних этажей» знания у Оккама трехчленна. Она состоит из трех последовательно идущих друг за другом элементов: наглядное знание, память в широком смысле, первичное абстрактное знание.
Отличие ощущения от абстрактного мышления Оккам видит в том, что «ни одно ощущение не воспринимает свой собственный акт» (12, IV, q. 12, j). Дух же постигает путем размышления свою собственную деятельность, т. е. приемы рассуждения и акты воления (там же, I, d. 3). «...Абстрактное... знание есть такое, с помощью которого в отношении случайной вещи нельзя с очевидностью узнать, существует ли эта вещь или же не существует» (там же, III, d. 1, q. 3). В дальнейшем Альберт Саксонский, несколько отклоняясь от Оккама, более определенно скажет, что абстрактное знание связано с интерпретацией отсутствующей вещи (rem absentem) и, таким образом, противопоставит абстрактное знание интуитивному знанию как наглядному. Конечно, Оккам дал повод для такой трактовки, когда охарактеризовал как интуитивное познание единичного в чувственном опыте, а термин «интуиция» понимал в смысле непосредственного чувственного познания (102, 3, 332). После сказанного очевидна невозможность характеристики Оккама как антисенсуалиста и чрезмерного рационалиста.
Инструментом отвлеченного познания выступает абстракция, и Оккам переходит к анализу типов абстрагирования. «Есть абстрагирование, состоящее в рассмотрении одного предмета как оторванного от другого предмета, хотя в действительности один не отделим от другого; например, когда ум мыслит белизну, присущую какой-нибудь груди, в отрыве от самой этой груди» (59, 6). Очевидно, мыслитель выделяет здесь то, что позднее было названо изолирующей абстракцией. Оккам продолжает:
