* * *
Мы стояли в небольшом селе, из которого выгнали гитлеровцев.
Майское утро было светлым и солнечным, как по заказу, - для партизан этот день был праздничным. За несколько дней перед тем было объявлено, что в это утро будем принимать присягу. Партизаны чистились, подтягивались, готовились как на парад. И вот над зданием школы, где находился наш штаб, взвилось красное знамя. Народ повалил на пришкольную площадь посмотреть на партизанский праздник.
Отряд выстроился на бывшей школьной линейке, и это напоминало все лучшее, что было у нас до войны, - и Первомай, и начало учебного года, и открытие пионерского лагеря. Я подошел к торжественно-суровому строю партизан и громко, насколько позволял мне голос, начал читать текст присяги. А сотни сильных возбужденных голосов дружно повторяли:
"Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, присягаю, что не пожалею сил, самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия до того времени, пока родная советская земля не будет очищена от немецко-фашистской нечисти. Я клянусь строго и неуклонно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину и беречь военную тайну.
Я клянусь за сожженные города и села, за кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, за пытки и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и безустанно, не останавливаясь ни перед чем, всегда и всюду, смело, решительно, дерзко и безжалостно истреблять оккупантов. Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии, повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать быстрейшему окончательному разгрому кровавого фашизма.
Я клянусь, что скорей погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство Кровавого фашизма.
Слова моей священной клятвы, произнесенные перед моими товарищами, я закрепляю собственноручной подписью н от этой клятвы не отступлю никогда. Если же по своей слабости, трусости или по злому умыслу я нарушу свою присягу и изменю интересам парода, пусть умру я позорной смертью от рук своих товарищей".
Когда отзвучали последние слова клятвы, в толпе собравшихся селян вдруг послышалось "ура!". Сначала это были юные голоса. Потом их подхватили взрослые. К этому стихийному выражению восторга подключились мощные голоса партизан. И громовое "ура!" понеслось над селом... Еще не утихли возгласы восторга, как ко мне подошли восемь деревенских парней, добротно одетых, о котомками за плечами. Двое были с винтовками.
Направляющий, высокий желтокудрый паренек с автоматом, а у остальных за поясом по гранате. Остановились по команде, и кудрявый, лихо откозыряв, доложил:
- Товарищ комиссар партизанского отряда, бывшие ученики девятого и десятого класса нашей школы просят принять их в боевой партизанский отряд. Мы тоже клянемся бить фашистов до последнего дыхания!
Отказать ребятам не было сил. Мы приняли их в отряд...
Интересно отметил это событие наш журнал. В нем был напечатан текст "Клятвы партизана". А половину страницы занимал перерисованный Астафьевым плакат "Родина-мать зовет".
Наш художник очень удачно вмонтировал в этот плакат и текст присяги. Получалось, что женщина, олицетворяющая Родину-мать, в правой руке держит текст партизанской присяги, а левой призывает людей к борьбе.
Вести с Большой земли
В середине мая, возвращаясь с задания, несколько партизан Ливенцева и двое наших встретились с девушками-десантницами. О себе десантницы ничего толком не сказали, но настаивали на встрече с партизанским командованием.
Мы пошли на эту встречу. От каждого отряда было выделено по группе.
...Ярко светило полуденное солнце, когда мы остановились среди леса. Павел Иванович Кожушко, командир диверсионной группы Ливенцева, был за проводника. По его знаку мы привязали лошадей к деревьям и пошли за ним к просеке.
Вдруг на просеку вышла девушка в красноармейской форме - в аккуратно подогнанной гимнастерке, галифе, сапогах и кубанке, из-под которой выбивались кудряшки цвета сосновых стружек.
- Елена Колесова! - попросту представилась девушка и повела нас по лесу.
Вскоре мы остановились возле зеленой палатки. И сразу же, словно сухой хворост в костре, вспыхнул разговор. Лена Колесова рассказала о том, какая трагедия произошла с их группой при выброске из самолетов. Две девушки повисли на запутавшихся в деревьях парашютах. Одна обрезала стропы и при падении разбилась насмерть. Вторая повредила позвоночник. Троих еще в небе отнесло ветром в расположение немецкого гарнизона. Ночь и следующий день разведчицы провели в поисках друг друга. Зину нашли только к вечеру, умирающей. Оказать медицинскую помощь было нечем и некому - медсестра и врач приземлились неизвестно где. Ее похоронили здесь же, в лесу.
Чувствовалось, что эту трагедию девчата переживают очень тяжело. Пока Лена рассказывала, лица ее подруг помрачнели, у некоторых появились слезы на глазах.
- Как плохо, что о нас там не знают. Была бы связь с Большой землей, мы бы вас встретили, - сказал я девчатам. - Не пришлось бы вам спускаться на головы фашистам.
- У нас есть связь с Центром, - быстро сказала Лена, - мы вам поможем с ним связаться. И минами снабдим, у нас этого "имущества", - она так и сказала: "имущества", - в достатке...
Ох и обрадовались же мы! И тут же попросили передать в Центр наше первое сообщение.
Мы, конечно, понимали, что ответ придет к нам не сразу, а поэтому, получив от девушек две мины, решили отправиться на железную дорогу организовать фашистам наш новый "большой подарок". Пошло со мною двенадцать человек.
Вышли к железной дороге близ станции Красная Горка. Остановились в лесочке на небольшой возвышенности. Отсюда была видна железная дорога и светящийся красным огнем светофор. В сторону от станции дорога делала плавный поворот и уходила в лес. Кругом тишина, только слышны гудки и шипение паровозов на станции. С замиранием сердца я осматривал все вокруг. Вот она, безотказная река, по которой плывут на фронт потоки смертоносных грузов. Железная дорога показалась мне ползучей черной гадюкой, которую надо немедленно уничтожить, изрубить на куски.
Подзываю Володю Градунова, Толика Галкина и Ванюшку Колоскова.
- Вон там, - указываю на низинку, - поезд пойдет под уклон. Видите, как хорошо, что мы выбрали место возле станции, немцы здесь даже патруля не выставили: уверены, что так близко партизаны не подойдут.
Бойцы взяли мину и мешок с толом. Влево я выслал охрану во главе с пулеметчиком Гришей Бойко, вправо - пулеметчика Леонида Горбачевского. Со мной - остальные. И вот минеры поползли к железнодорожному полотну. Мы затаили дыхание. Нам хорошо с высоты было видно продвижение и минеров, и групп защиты. Наконец Градунов и его товарищи достигли дороги. Залегли. А тут на семафоре загорелся зеленый свет - скоро пойдет поезд. Успеют ли заложить мину и отойти? Уже послышался шум паровоза, с тяжелым пыхтением набиравшего скорость, а Володя Градунов с миной только вылезал на насыпь. Толя Галкин и Ванюшка Колосков лежали в кювете и охраняли Володю.
