- Стой, записать установки! - последовала команда старшего офицера на огневой позиции.
Молоденький, из только что прибывших в полк с ускоренных курсов училища, офицер подбежал к нам, приложил руку к головному убору, не окрепшим еще баском начал докладывать.
- Не нужно, - остановил я его. - И так видим, чем занимается батарея. Старший лейтенант Пономарев на НП?
- Так точно! - с готовностью ответил офицер и показал на видневшуюся невдалеке полуразрушенную кирку.
- Жаль, - вырвалось у меня. - Хотелось бы повидаться.
Из офицеров батальона, высадившихся на дороткинский плацдарм в ночь на 30 июля, в полку остались теперь кроме меня лишь Пономарев и Бухарин. Но, чем меньше оставалось людей, вышедших с плацдарма на Висле, тем больше тянуло нас друг к другу. Так уж устроен человек. Скрепленная огнем дружба со временем становится крепче и ярче. А радость и горе, известно, хочется разделить с самыми близкими тебе людьми. Сегодня был необычный день. С утра я заскочил в медсанроту и сердечно поздравил Марину. В этот праздничный день хотелось повидаться с самыми близкими друзьями. Но Бухарин все еще был далеко, а Пономарева не застал на огневой позиции, пришлось ограничиться лишь коротким телефонным разговором.
Офицер собрал находящихся на огневой позиции бойцов. Мы поздравили их с праздником, зачитали полученные в адрес полка телеграммы, пожелали батарейцам новых боевых успехов. Арсений Петрович Жестянкин сообщил бойцам и командирам о последних событиях на фронтах Великой Отечественной войны.
Минометчики слушали внимательно. По огрубевшим от морозов и зимних ветров лицам нетрудно было догадаться, как радуются они добрым вестям и, конечно, тому, что война подходит к концу. Мнение товарищей выразил сержант Назар Крамской.
- Нужно быстрее кончать с фашистами. Сделать все от нас зависящее, чтобы разбить их и этой весной возвратиться домой. Нас ждут матери, жены, родные и близкие, работа. Вспомните разрушенные города, села, остовы заводов и фабрик, заброшенные поля. Сколько дел впереди! - Сержант окинул товарищей взглядом: - Я разумею так: человек рождается, чтобы украшать землю, а не уничтожать то, что создано до тебя. Иначе будешь проклят не только своим поколением, но и потомками. Смерть немецким захватчикам!
- Батарея, к бою! - прервал разговор голос телефониста. Расчеты бросились к минометам.
Немцы пошли в контратаку.
Всего в этот день полк отразил шесть контратак. Четвертую я встретил во 2-м батальоне. Капитан Ульянов, подпустив противника вплотную, фланговым пулеметным огнем положил вражескую пехоту на снег. Фашисты заметались и бросились назад. Создалась благоприятная ситуация - на плечах отходящих в панике немцев ворваться в крайний от кладбища дом.
Обернулся к комбату. Ульянов, видимо, тоже думал об этом.
- В атаку, поднимай людей - момент упустим.
Рядом со мной стоял связной со штабом полка старший сержант Гарбуз среднего роста, разбитной, лет восемнадцати паренек. Накануне Владимир был ранен, но в медсанбат идти отказался наотрез.
- Дай-ка, - протянул я руку к автомату.
Старший сержант с удивлением посмотрел на меня, однако отдал оружие со словами:
- А как же я, товарищ майор? Из чего буду вести огонь?
- Вот, держи на время боя. - Протянул ему пистолет.
В это время вверх взлетели ракеты. Роты поднялись в атаку. Разнеслось русское "ура".
Ротные цепи вскоре скрылись за деревьями, кладбищенскими оградами и памятниками. Батальон шаг за шагом теснил немцев.
С комбатом Ульяновым переместились поближе к ротам. В глубине старых аллей, десятилетиями хранивших тишину, мелькали человеческие фигуры, разносились выстрелы, взрывы гранат, крики. Схватки шли у могил, между деревьями, вокруг фамильных склепов.
Батальон шаг за шагом медленно продвигался вперед. То в одно, то в другое место приходилось перебрасывать штурмовые группы, маневрировать силами и огневыми средствами. Несмотря на все наши усилия, сломить сопротивление противника не удавалось. Лишь на следующий день, под вечер, рота старшего лейтенанта Германа Братченко приблизилась к противоположной от нас ограде кладбища. Бойцам осталось преодолеть каких-то метров сто пятьдесят.
К месту обозначившегося прорыва батальона Ульянова немцы стянули пехоту. Братченко донес о подготовке фашистов к контратаке. С группой автоматчиков пробились к нему. Враг накапливался у небольшой часовенки.
- До роты фрицев, товарищ майор, - доложил вывернувшийся из-за могильной плиты старший лейтенант.
Но я уже и сам видел противника. Немцы еще не развернулись.
"Выгодный момент для удара", - мелькнула мысль. Судьбу схватки чаще всего решает внезапность. Фрицы разговаривают, курят. Скорее интуитивно, нежели осознанно, поднял автомат над собой и во всю силу легких выдохнул:
- За Родину - вперед!
Призыв тут же подхватили бойцы Германа Братченко.
Мы рванулись навстречу противнику, да так стремительно, что фашисты на какое-то мгновение растерялись. От внезапно появившихся перед ними советских солдат, дружного "ура" и плотного огня гитлеровцы повернули вспять, что еще больше усилило наш порыв.
- Герман, не останавливаться! - на ходу крикнул я Братченко. - К ограде, а потом к домам.
Наш бросок удался. На плечах противника ворвались в находящийся рядом с кладбищем четырехэтажный жилой дом. Довольно быстро очистили от гитлеровцев подвал и первый этаж, зато с верхних этажей и с крыши выбивали их до поздней ночи. Здесь пришлось поработать и моему автомату. Правда, за личное участие в атаке после выслушал упрек майора Павлюка, но это дело уже частное.
Начались затяжные бои. Противник, продолжая удерживать центральную, западную и северную части кладбища, городские районы, непрерывно контратаковал части дивизии. В течение 24 февраля мы продвинулись лишь на 100-150 метров.
Противник, не считаясь ни с какими потерями, непрерывно подбрасывал подкрепления гарнизону. В последних числах февраля были взяты пленные из запасного батальона, прибывшего из Вены, а спустя несколько дней - из 275-й пехотной дивизии, переброшенной из-под Форста. Гитлеровцев можно было понять: с выходом к Нейсе и ее форсированием советским войскам открывался путь к сердцу рейха - Берлину. Вот почему враг так цеплялся за этот природный рубеж, используя для обороны возможности густонаселенного района на восточном берегу Нейсе. Но это была лишь попытка оттянуть агонию.
Командование дивизии, корпуса, армии делало все для того, чтобы быстрее овладеть Губеном. Перегруппировывая силы и огневые средства, оно в том или ином месте создавало перевес над противником, пытаясь пробить брешь в его обороне. Полку пришлось принимать район обороны соседей - 106-й стрелковой дивизии, переброшенной на новое направление. Нас усилили танками, самоходными орудиями, артиллерией, придали отдельный пулеметный батальон. Однако продвижение шло медленно. Правда, 27 февраля несколько штурмовых групп прорвалось к Нейсе. Но закрепиться не удалось, пришлось отойти под давлением перекрестного огня противника.
