Когда камера бывала выключена и запись звука не проводилась, Сэнди делала Меррику и другие признания. Так, она сказала ему (в присутствии свидетеля), что на тот момент “Семьей” были убиты “от тридцати пяти до сорока человек”. И что “первым убийством возмездия была смерть Хьюза”.
Описанные судебные процессы не поставили точку в саге о Мэнсоне. Как заметил обозреватель “Лос-Анджелес таймс” Дэйв Смит в журнале “Уэст”, “задернуть занавес над делом Мэнсона — значит оградить себя от любых намеков на то, откуда зверь может явиться в следующий раз, и поэтому продолжать опасаться ночных шорохов, — как все мы боялись их в августе 1969 года”.
История знает немало примеров серийных убийств. Уже после резни Тейт — Лабианка, в одной лишь Калифорнии: социальный работник Хуан Корона признан виновным в убийстве тридцати пяти сельскохозяйственных сезонных рабочих; Джон Линли Фрэйзер убил доктора Виктора Охту, его жену, их двоих сыновей и его секретаршу, после чего свалил тела убитых в принадлежавший чете Охта плавательный бассейн; в неистовстве, продолжавшемся несколько месяцев, Герберт Маллин убил тринадцать человек в возрасте от трех до семидесяти трех лет; Эдмунд Кемпер-третий, признанный невменяемым после убийства своих бабушки с дедушкой, был впоследствии признан психически здоровым и отпущен на свободу, что дало ему возможность убить свою мать, одну из ее подруг и шестерых своих однокурсниц; двоим бывшим заключенным, арестованным за бродяжничество, приписывают по меньшей мере семнадцать убийств.
За исключением последней парочки убийц, все названные преступления были делом рук одиночек, определенно страдавших нервными расстройствами (даже если и не признанных невменяемыми официально), которые совершали убийства самостоятельно.
Дело Мэнсона было и остается уникальным. Если, как заявила Сандра Гуд, “Семья” действительно совершила от тридцати пяти до сорока убийств, то эта цифра уже вплотную подходит к рекордной для США отметке. И все же вовсе не количество жертв будоражит воображение в данном случае. Дело Мэнсона и его “Семьи” не перестает привлекать внимания из-за сочетания в нем элементов, которое, пожалуй, не имеет аналогов в архивах американской юстиции. Известность жертв; месяцы догадок и предположений, а затем и чистого страха, прошедшие до поимки убийц; невероятно нелепый мотив преступлений — высечь искру “чернобелого” Армагеддона; мотивационная цепочка, увязавшая с преступлениями тексты самой популярной рок-группы всех времен и народов, “The Beatles”; и прежде всего — дергающий за нити мефистофельский гуру, имевший уникальную силу убеждать идти на убийство ради него других, в основном юных девушек, отправившихся по его приказу и жестоко убивших совершенно незнакомых им людей, с азартом и удовольствием, без всяких признаков вины или сожаления… Все эти элементы в их комбинации делают Мэнсона, возможно, самым страшным серийным убийцей, а сами убийства — наиболее дикими, кошмарными во всей истории Америки.
Самым интригующим вопросом остается, как Мэнсон достигал подобного контроля.
В ходе процесса по делу об убийствах Тейт — Лабианка моей задачей было не показать, как именно он добивался своего, но доказать, что это происходило. И все же в понимании всего феномена Мэнсона вопрос “Как?" имеет чрезвычайно большое значение.
Некоторые ответы у нас есть.
На протяжении своих странствий Мэнсон встречал, вероятно, тысячи людей. Большинство не последовали за ним, чувствуя, возможно, что этот человек очень опасен, или же потому, что проповедуемая им нездоровая философия не находила в них отклика.
Те же, кто присоединился к Мэнсону в этих его странствиях, как уже отмечалось, не были похожи на обычных, среднестатистических юношей и девушек. Нет, Чарльз Мэнсон не был тем “крысоловом из Гаммельна”, что внезапно появился на баскетбольной площадке техасского колледжа, протянул Чарльзу Уотсону таблетку ЛСД и увлек его за собой в преступную жизнь. Уотсон бросил колледж всего за год до выпуска, уехал в Калифорнию, занялся не только употреблением, но и продажей наркотиков, — все это еще до его первой встречи с Чарльзом Мэнсоном. Не только Уотсон, но и почти все остальные члены “Семьи” успели “выпасть” из общества еще до знакомства с Чарли. Уже тогда почти у каждого имелась глубоко укоренившаяся враждебность к обществу и ко всему, что оно собой олицетворяло.
Те, кто пошел за Мэнсоном, сделали это (как выразился доктор Джоэл Хочман) по причинам, “заложенным в структуре их личностей”. Короче говоря, у каждого из них имелись определенные потребности, которые Мэнсон, видимо, сумел удовлетворить. Но этот процесс селекции имел и обратную сторону. Ибо только Мэнсон решал, кто может остаться. Очевидно, ему не нужны были те, в ком он распознавал потенциальную опасность, кто мог бы бросить вызов его авторитету, внести в группу расслоение или раздоры, усомниться в изрекаемых им, Мэнсоном, догматах. Они могли выбирать, после чего свой выбор делал Чарли, — и в результате на свет появилась “Семья”. Те, кто постоянно возвращался на ранчо Спана и жил там, делали это потому, что на базовом уровне все они имели сходные мысли и чувства. Таков был сырой материал, попавший в руки Мэнсона.
Чтобы вылепить из этой глины шайку хладнокровных убийц, готовых излить на незнакомых им людей его, Чарли, всеохватную злобу к обществу, Мэнсон использовал широкий набор техник.
Он чувствовал потребности людей и старался выделить, подчеркнуть их. Как отметил Грегг Джекобсон, “Чарли был человеком с тысячей лиц”, который “общался с людьми на том уровне, который был им нужен”. Присущая Мэнсону способность “вычислять” человеческую психику была столь развита, что многие из его сторонников предполагали в нем умение читать мысли.
Я сильно сомневаюсь, чтобы во всем этом присутствовала хоть капля “магии”. Имея долгие, долгие годы для изучения человеческой натуры в узких стенах тюрьмы и будучи настолько искусным лицемером, Мэнсон пришел, вероятно, к осознанию тех психических проблем, которые преследуют практически каждого из нас. Подозреваю, что все его “магические силы” — не более (но и не менее) чем умение говорить избитые банальности в нужное время нужным людям. Например, каждая бежавшая из отчего дома девушка наверняка испытывала определенные проблемы в общении с собственным отцом, тогда как всякий, попадавший на ранчо Спана, явно пытался найти, обрести там что-то недостающее или давно утраченное. Мэнсону оставалось лишь выяснить, что это такое, и предоставить человеку, по крайней мере, некое подобие желаемого — будь то суррогат фигуры отца, ослепительный религиозный символ, долгожданное принятие в замкнутую группу или уверенный в себе лидер, резко выделяющийся из толпы в нынешнее “время без лидеров”.
