- Зачем это, товарищ комиссар? - удивляется Оридорога, но тут же, поняв оплошность, добавляет: - Разрешите выполнять?
- Подождите выполнять. - Комиссар разъясняет: - Пусть посмотрят, а после этого отпустите их на все четыре стороны: им не впервые радовать своих хозяев такими вестями.
Понимающе улыбнувшись, пулеметчик побежал выполнять приказание. А Богатырь повернулся ко мне:
- Вот еще один урок. Боец должен знать суть задания, иначе получается: "Зачем это, товарищ комиссар?.."
Такой у нас комиссар. Из любого случая умеет полезный вывод сделать.
Мы с 1941 года неразлучны. Вместе организовывали первый наш отряд. Захар Антонович Богатырь до войны работал председателем одного из райисполкомов Львовской области. Постоянная работа с людьми научила его хорошо разбираться в "человеческом материале". Лучшего друга и помощника не сыскать.
- Извините за выражение, Волчков вас беспокоит. Срочное дело есть.
Ох уж этот балагур Волчков! Будет он когда-нибудь серьезным?!
- Что там у тебя?
- В Старую Гуту пришли отряды Ковпака, Гудзенко, Покровского, Куманька. Целое партизанское столпотворение!..
Вот это радостная новость!
Наскоро проводим на хуторе Василек совещание. Предупреждаем командиров и политработников о необходимости высокой бдительности. Нужно быть в постоянной боевой готовности: враг может напасть в любую минуту.
Здесь, в Васильке, нас нашла Мария Кенина, только что вернувшаяся из Середины-Буды. Рассказала, что при ней привезли десять подвод убитых и раненых. Хорошо поработали наши артиллеристы! В райцентре переполох. По словам нашего человека, работающего в полиции, немцы спешно собирают войска для наступления сначала на Хинельский, а затем на Брянский лес. Ждут артиллерию из Карачева. Без нее не решаются выступать.
Мы уже садились в сани, когда подошел Новиков:
- Товарищ командир, разрешите нашим артиллеристам на рассвете накрыть фашистов в Буде.
- Весь гарнизон расположен в двух больших зданиях, - уточнила Кенина. - С опушки эти здания хорошо просматриваются.
- Сделаем подъем по всем правилам, - обещает Новиков. - Я уже устанавливаю орудия и минометы.
- Вы, я вижу, и так все предусмотрели.
- Почти все. Не могу предусмотреть одного: разрешите вы разбудить фашистов или нет? - Хорошо, - соглашаюсь я. - Разрешаю. Только бейте точнее, зря снарядов не тратьте.
На улице толпится народ. Слышен смех. А вот и веселая песня зазвучала.
- Удивительные у нас люди, - говорю комиссару. - Вокруг фашисты, в любой момент могут нагрянуть, а они веселятся.
- А что им не веселиться. Верят они нам. Но я все время задумываюсь: что будет с ними, когда мы уйдем...
Да, эта мысль все время мучит нас. Население встречает нас с радостью, помогает нам чем может. А покидаем мы село, налетают гитлеровцы и люто расправляются с этими родными для нас людьми...
Что делать? Брать с собой всех мы не можем. Отправлять в партизанские районы сотни и тысячи женщин и детей - тоже нельзя: там и так трудно с продовольствием...
В Красной Слободе течет обычная деловая жизнь. Из кузницы доносится веселый перезвон молотов: наши доморощенные конструкторы трудятся над формами, в которые будет разливаться выплавленная из снарядов взрывчатка. Первая плавка прошла удачно. Можно надеяться, что теперь наши подрывники получат наконец мины. На улице вереница подвод. Отправляется в очередной рейс обоз с продовольствием: перевозим наши запасы с хутора Пролетарского за реку Неруссу, там создаются наши новые базы.
В штабе нас встречает Рева. Он, как никто другой, умел увлекать окружающих своими замыслами. Вот и сейчас его статная фигура то и дело мелькала перед окнами штаба. Рева успевал побывать буквально всюду, и мы были спокойны: раз Рева на месте, задание будет выполнено с предельной полнотой.
Илья Иванович Бородачев, как всегда, подтянутый. Кожаная, видавшая виды тужурка перепоясана ремнем. Раскрывает свою туго набитую сумку, вынимает листки с донесениями разведчиков, раскладывает карту. Немцы перегруппировывают силы.
- Обратите внимание вот на что: вокруг железнодорожных станций Фетиши и Поныри фашисты концентрируют танки. Наш разведчик Крыжин видел их своими глазами: совсем новенькие, прямо с завода. Немцы их расставляют прямо в поле, маскируя белыми полотнищами. Нет сомнения, что снова готовят наступление на Северном Донце.
Бородачев уже приготовил донесение об этом в Москву. Мне остается его только подписать. Радиограмма сейчас же передается радистам.
- Что еще у нас нового?
- Юзеф Майер обнаружился.
- Живой! - с радостью восклицаем почти одновременно с Богатырем.
Юзеф Майер - венгерский патриот. Служит офицером в оккупационных войсках. Он снабжал нас ценнейшими сведениями, но потом связь оборвалась. Мы уже думали, что Юзеф оказался в лапах гестапо. И вот он снова подает о себе весть. Донесение небольшое, но очень важное: "Моя дивизия преследует партизан Ковпака. Сейчас находится в Хинеле. Есть приказ двигаться в город Середину-Буду. У меня все в порядке. Искать меня не надо. Буду сам стараться сообщать все интересное".
Мы так обрадовались, что Юзеф жив, что на какое-то мгновение забыли, что он служит в той самой дивизии, которая движется в наш район с намерением уничтожить нас.
Ведь именно эта дивизия вытеснила Ковпака из Спасских лесов, заставила его отряды уйти в Хинельские леса, а потом сюда - на Брянщину. Теперь мы не сомневаемся, что часть, которую мы обстреляли нашей артиллерией у Середины-Буды, тоже входит в эту дивизию.
- Как бы в этой суматохе и Майер не угодил под наш снаряд, - тревожится Бородачев.
- Надо снова посылать разведку в Поныри, - говорю я начальнику штаба. Кто пойдет?
- Опять Крыксин. Еще покойный Пашкович закрепил его за этим районом.
- Может, пора его сменить?
- Некем. Больше у меня никого нет.
Крыксин - семнадцатилетний паренек, мальчишка совсем.
- Он там так примелькался, что на него уже никто не обращает внимания,-успокаивает Бородачев. - Все его принимают за бездомного сироту. Он и одевается как настоящий беспризорник.
Начштаба помолчал и добавил с обидой:
- По существу, вся моя разведка держится на этом мальчике.
Понятно, к чему клонит Илья Иванович. Сугубо военный человек, в прошлом начальник штаба стрелкового полка, Бородачев никак не может примириться с нашей системой объединения отрядов. Ведь они действуют сообща лишь тогда, когда мы наносим совместные удары по врагу. А потом они снова рассредоточиваются на большом расстоянии от центральной базы и действуют самостоятельно, сами устанавливают связи с партийным подпольем, организуют диверсии, ведут разведку.
Бородачеву же хочется, чтобы штаб объединения сосредоточил в своих руках всю полноту власти, повседневно руководил деятельностью отрядов. Желание похвальное. И когда-нибудь мы добьемся этого. Но пока у нас нет такой возможности, хотя бы потому уже, что не располагаем надежными средствами связи.
Рева приводит трех незнакомцев. Двое мужчин и девушка. Один из них, низкого роста, полный, круглолицый, выходит вперед, улыбается, подает мне руку:
- Моя фамилия Плохой, но по натуре я хороший.
Наконец-то! Мы душевно обнялись. Второй мужчина назвался Крюковым, девушка - Майей Блакитной.
- Где вы пропадали? А где же четвертый товарищ?
Оказывается, летчик ошибся и сбросил их между Брянском и Навлей. Долго блуждали по лесу. В одной из деревень столкнулись с вооруженными людьми, приняли их за полицаев. В завязавшейся перестрелке один из парашютистов был убит. А потом выяснилось, что это наши, партизаны. Хорошо хоть никто из них не пострадал. - Партизаны доставили нас в штаб Емлютина - Бондаренко. Они дали подводу. И вот мы у вас. Казимир Иванович Плохой вручает мне бумагу за подписью генерала Строкача. Узнаем, что он назначен моим заместителем по оперативно-разведывательной части, а Крюков заместителем комиссара Богатыря. Нас радует, что к нам послали опытных людей. Они помогут нам в организации оперативной и политической работы среди партизан. Крюков до этого был политработником Юго-Западного фронта.
Хлопает калитка. С крыльца слышен уже знакомый мне по Хинельскому лесу раскатистый бас секретаря подпольного комитета партии Червонного района Порфирия Фомича Куманька, но в комнату первым входит невысокого роста пожилой человек с бородкой клинышком, в длинном штатском пальто, перекрещенном ремнями. На голове - серая кубанка. Запросто, как старому знакомому, он подает руку; замечаю, что два пальца правой руки как-то неестественно подогнуты, очевидно, результат ранения. Говорит с мягким украинским акцентом:
- Ковпак, командир путивльских партизан.
Так происходит мое знакомство с Сидором Артемьевичем Ковпаком.
Вслед за ним шумной толпой входят остальные командиры.
Богатырь и Бородачев стоят чуть поодаль, вытянувшись, полагая, что предстоит процедура взаимного представления, но официальные грани нарушаются с первой минуты: здороваются все сразу, наперебой, душевно, по-братски.
