— Привет, легавый, — чуть не сбив его, Дымок прошелестел мимо.
— Зря вы не остановились, теперь сотрудник милиции запишет номер вашей машины и в лучшем случае штраф вам обеспечен.
— Ты так думаешь?
— Конечно! Еще и выговор на работе влепят!
— Твои слова да Богу в уши, по-моему, канитель эта решкой пахнет.
На посту ГАИ в поселке Песчанка, за которым была Атамановка, такси встречали, раскатив поперек проезжей части «ежа».
— Врешь, меня так просто не возьмешь — заусило Серегу и, крутанув до упора баранку влево, он, лихо, тормознув, развернул почти на месте машину на сто восемьдесят градусов.
Задние скаты, швыряясь кусками наварной резины, буксанули растопленные выбоины асфальта и понесли «Волгу» в сторону города.
— Что происходит? — просипел посеревший пассажир — остановите, пожалуйста, я выйду.
Он с такой силой в тщедушном теле вцепился в ручку дверцы, что казалось, что еще чуть-чуть, и она оторвется.
— У меня в хате холодильник стоит в прихожей, а за ним, отгороженная фанерой, сидит коза. Они же любопытные твари и вот, когда я обуваюсь, она, дура, высовывает свою бородатую морду, а я ее бац ботинком по рогам и у нее становятся вот точно такие же, как у тебя сейчас, испуганные глаза. Не гундось, вундеркинд — выйдешь, если раньше, чем это случится, нас не прошьют автоматной очередью.
На встречную полосу выехал ментовский «УАЗик», но Дымок ни останавливаться, ни отворачивать не собирался, понимая, что хлопцы в милицейских мундирах запинают его до смерти. Он пошел в лобовую атаку. Прощаясь с жизнью, заткнув уши и крепко зажмурив глаза, выл очкарик. У сидящего за рулем старшины было трое детей и дрогнувшее сердце, в последнюю перед столкновением секунду, свалило машину в водосточную канаву.
«Хана! Теперь точно живым не сдамся».
Из «Жигулей», которые пытались тормознуть угонщика в Песчанке, видели, как кувыркнулся «УАЗик» и едва успели поставить свою машину поперек дороги, надеясь таким образом задержать бешеное такси. Удар пришелся в заднюю часть подставленной легковушки, размотав ее, как юлу на щербатом полотне проезжей части. «Волга», с лопнувшим вентилятором и расписанной от мелких осколков вдребезги расколовшегося ветрового стекла, кровью перекошенной Серегиной рожей, вылетела на обочину и попала всеми четырьмя колесами точно в колею грунтовки, ведущей на дачи. Где-то совсем близко за спиной истошно верещали сирены.
— Они че, грибососы, всей областью меня ловят?
Свернув в лес, Дымок еще метров сто пятьдесят, как слаломист, увертывался от сосен, торкаясь бортами тачки о деревья и неожиданно ухнул в не очень глубокую дождевую промоину, заполненную месивом глины и тухлой воды, при этом сильно боднув подбородком оплетку эбонитовой баранки.
«Зашибись, хоть зубы теперь не вышибут» — он выплюнул их на капот и отчаянно газанул. Закипевший радиатор гулко выстрелил пробкой и заливаемый жидкостью двигатель мгновенно укутал все паром.
— Выметайся, конечная остановка — ткнул Серега локтем в бок обалдевшего от маневров вундеркинда.
— Что? — кажется, не понял тот.
— Бери, говорю, ноги в руки и чеши к мамочке. Догонят — убьют. Последние два слова очкарик воспринял буквально и рванул так, словно между ягодиц ему мазнули скипидаром.
«Во дает» — восхищенно мотал гудевшей башкой улепетывающий в противоположную сторону Дымок.
— Держи его! — и сбитому с ног пареньку, завернули ласты.
Серегу взяли попроще. Получив резиновой дубинкой по основанию черепа, он взбороздил лицом мох корявых корней могучей сосны и, успев прошепелявить кровавым ртом: «Я — пассажир», отрубился.
— Этому хватит — распорядился взопревший от преследования старлей, — может и правда, не виноват.
Как в синие от наколок запястья рук впились колючие браслеты, Дымок уже не чувствовал. В таком же виде запихали во чрево «воронка» и второго беглеца. На половине пути к отделению милиции, стреляющий глушитель старенького «ГАЗика», который мог бы поднять из могилы даже и покойника, вернул к действительности кайфовавшие в состоянии комы истоптанные души двух, случаем сведенных сегодня людей.
— Мне-то за что попало? — нацепил на распухший нос треснутые очки турист.
— Дело прошлое, мы ведь не успели познакомиться?
— Антон.
— Было бы за что, Антоха, убили бы вообще, — улыбался в темноте дребезжащей, металлом коробке Серега.
— Что нам теперь сделают, не знаете?
— Не выкай, сморчок, и не бзди. Разберутся и тебя выгонят, а вот мне вмонтируют по-хозяйски. Жаль, погужбаниться толком не успел и жениться.
***
Взобравшись с ногами на диван, Олег лежа смотрел по телику «Футбольное обозрение». Привалившись теплым боком и расстелив у него на спине «Забайкальский рабочий», жена лузгала семечки, читая все статьи подряд.
— Да-а, не зря я твоему приятелю по морде дала.
— Ты что это вдруг вспомнила?
— Слушай, что про него в газете пишут — и через три минуты Святой уже знал о похождениях Сереги.
— Вот, урод паршивый, славы захотел. Дай, Ленка, я встану!
— Куда собираешься?
— Родителей его проведаю и узнаю заодно подробности.
— Ты что, нянька ему?! Сиди дома!
— Не ворчи, красивая, у медали жизненной еще и обратная сторона имеется, я с Дымком столько овсяной каши слопал, что любая коняга в обморок упадет, если про это узнает.
Святой быстро оделся и, выскочив из подъезда, успел поймать соседский «жигуленок».
— Толян, на Украинский бульвар гони, не спрашивай только ни о чем. На душе муторно.
Бряцая цепочкой двери, открыла зареванная Серегина мать.
— Здравствуйте, тетя Лена. Опять наш бандит в историю попал?
— Отец вторые сутки машины выправляет, которые Сережка угробил — вытирала она передником градом сыпавшиеся слезы.
— Где он сейчас находится, знаете?
— Вчера из центрального КПЗ в тюрьму перевели.
— А Люба?
В это время сильный порыв ветра, ворвавшийся в распахнутое окно зала, повалил стоящую на подоконнике голубую вазу с гладиолусами, а на серое полотно бетона взлетно-посадочной полосы Читинского аэропорта мягко упала серебристая птица «ТУ-134». Напрасно симпатичная хохлушка, привлекающая к себе похотливые рожи мужиков, прощупывала разношерстную толпу, запрудившую привокзальную площадь, в надежде поймать ответный взгляд своего баламута, никто ее не встречал. «Неужели телеграмма не дошла? Наверное, дома ждет» — успокаивая прыгающее под ситцевым платьем сердце — она села в свободное такси.
Потерявшая Дымка облезлая коза грустно блеяла за холодильником.