Концепция программы предусматривала культурный, философский и лингвистический обмен между представителями разных европейских стран. Он и случился, правда, чаще участники обменивались алкоголем, одурманивающими препаратами, глупыми шутками и способами бороться с сексуальным воздержанием. Программу назвали «Nice people» потому, что, с одной стороны, участники проживали «жителями» красивой виллы в городе Ницца, что пофранцузски пишется как «Nice», а с другой стороны, потому что главным критерием отбора кандидатов была их «милость» (от англ. «nice»), обаятельность и очарование, не считая, конечно, обязательного знания французского языка.
Главными особенностями проживания, помимо отсутствия связи с внешним миром, изза чего у нас даже отобрали мобильные телефоны и карандаши, стали мощнейший яркий свет — для удобства круглосуточной работы 54х телекамер, а также необходимость спать вдвенадцатером в одной спальне и мыть посуду на это же количество человек. И если к яркому освещению, которое отключалось лишь тогда, когда последний из участников удосуживался улечься, то есть часам эдак к шести утра, можно было привыкнуть, то совместное приготовление пищи вскрыло непримиримую разницу в представлениях о гигиене и правильности питания. Бельгийский участник, манекенщик с повадками актера из «БрюсаВсемогущего», както, при приготовлении салата для всех, уронил кусок помидора прямо на пол, а потом, ничтоже сумняшеся, закинул его обратно в салатницу. Я, прошедшая период материнской стерилизации всего мира в первые три года жизни моего сыночка, потом вежливо отказалась от салата под предлогом, что у меня аллергия на помидоры. Но количество моих аллергий скоропалительно росло. Спустя неделю, после еженощных оргий с битьем бокалов и сталкиванием перепивших товарищей в одежде прямо в бассейн, вода в последнем приобрела странноватый запах, и мне пришлось выдумать еще одну фобию, на этот раз воды, чтобы уклоняться от нелестных предложений искупаться и дать мужской части «милых жителей» поглазеть на мое бикини.
Апогеем антисанитарии стал подарок от продюсеров на первом праймтайме — живой очаровательный розовый поросеночек. Но розовым он был только первые несколько часов. Очень быстро он посерел и даже побурел, а я с ужасом поняла, почему некоторых нечистоплотных детей называют поросятами, особенно когда увидела это очаровательное создание всеми копытцами и мордочкой прямо в тарелке с едой, наступающего передними конечностями на пищу и справляющего нужду двух типов, туда же, изпод задних. Одна итальянская громкоголосая девица, по иронии судьбы звавшаяся «Сереной», положила потом эту тарелку в общую мойку, предлагая, видимо, воспользоваться ею впоследствии и нам, что надолго внушило мне отвращение к общежитию.
Свойственное всем русским женщинам стремление к красоте и элегантности вызвало массу ироничных смешков, когда я, в первый вечер, облачилась перед сном в розовую шелковую кружевную сорочку, в такой же шелковый розовый пеньюар и, в завершение ансамбля, в розовые атласные туфельки с розовыми помпончиками из перышек. Немка Катрин на это покрутила пальцем у виска, обнажив небритые подмышки.
Еще одной трудностью случилось принятие душа. Дело в том, что коварные продюсеры вывесили в каждой из двух душевых кабин по камере и развлекали зрителей кадрами обнаженных участников. Пришлось мне учиться принимать душ в купальнике. Главное, было успеть сделать это пораньше, а то последним не доставалось горячей воды. Кто, как говорится, пораньше встает…
Глава тридцать четвертая
Папарацци
О том, почему мой сыночек не любит папарацци и дает автографы одноклассникам
Ежедневные трансляции по три раза в день и еженедельные многочасовые передачи в праймтайм сделали участников шоу звездами, как это бывало в самых первых реалитишоу, пока интерес общественности к этому виду телепродукта не стал затихать. Мне почемуто повезло больше всех, и через две недели, выйдя по «случайному совпадению», а на самом деле по согласованности между двумя продюсерами, как раз к показу на Каннском фестивале моего первого фильма, я стала настоящей знаменитостью. Журналы пестрели моими обложками — «Gala», «Tele7jours», «VSD», «TeleStar», «France Dimanche», «Entrevue», «Ici Paris» и другие светские, телевизионные, женские, мужские и желтые издания. Русские фотомодели во Франции в количестве 20 000 человек невзлюбили меня навсегда.
Папарацци рыскали вокруг малозаметными тенями. Иной раз прохожие не выдерживали и подходили со словами: «Будьте осторожны, вас преследуют мужики с камерами. Кстати, можно с вами сфотографироваться?»
А один раз даже двое папарацци, а они, как разбойники, часто ходят парами, проткнули все четыре колеса моего старенького спортивного «Мерседеса», пока я ходила на встречу с одним кинопродюсером. Выйдя, я в бессилии всплеснула руками и заплакала от досады. А эти стервятники кружили надо мной, щелкая, как клювами, своими объективами, в ожидании того, кто приедет мне на помощь. Амурной сенсации они не дождались. Приехал брат и увез меня, а «Мерседес» потом забрала специальная служба.
Заинтригованные многообразием сплетен на мой счет и стереотипов нелестного характера на счет всех русских девушек, один журналист и один фотограф престижнейшего и обычно серьезнейшего французского журнала «Пари Матч» решились на крайность. Они отправились на разведку в Сибирь (для них все равно что на Северный полюс к диким медведям) в Академгородок, дабы во всем разнообразии «информации» обо мне отделить зерна от плевел и, если повезет, найти чтонибудь уж очень компрометирующее, как, например, работа стриптизершей или агентом КГБ. Такое трудное розыскноисследовательское мероприятие сопряжено с долгими перелетами и большими затратами как финансов, так и времени. Я, узнав об этом, немного рассердилась, но, подумав, сочла за честь. Я очень веселилась, читая результаты их поездки. Правда, не в «Пари Матч», так как они ничего серьезного для такого издания не нарыли, а в «Теле7дней». И ничего более интересного, чем искаженные робкие высказывания попавшей в профессионально расставленную ловушку учительницы химии или ревностного покусывания обиженной судьбой местной телевизионной журналистки, в статье я не нашла. Ни порнографии, ни КГБ, ни даже любовного скандала. Что поделаешь, мое прошлое стерильно до скуки.
Еще более пронырливые папарацци, прознавшие про существование ребенка, осадили вход в наш парижский подъезд и даже пытались подкупить торговцев мебелью, газетами и оптикой, находящимися на первом этаже дома, с целью узнать, когда ходит сыночек в школу и в какую. Честные коммерсанты гордо отказались. Или в них взыграли родительские чувства, или им мало предлагали. Мой адвокат прочел ребенку лекцию о том, как трудно быть сыном известного человека, и попросил его надвигать кепку и капюшон на глаза по дороге в школу и не выходить вместе с мамой из дома. Выходить больше было почти не с кем, ведь бабушка замучается водить его на уроки и спортивные секции. Поэтому я решила пойти на крайний шаг — снизить цены на черном рынке папарацци на наши совместные фотографии посредством единовременной публикации нашего с сыночком портрета на обложке одного, но самого крупнотиражного журнала. «Paris Match» вызвался быть тем самым одним, да еще и предложил 20 000 евро. Всегото. Поэтому в аукционе за право показать миру «Мадонну с младенцем» выиграл другой светский лидер, куда более щедрый и дипломатичный, — журнал «Gala». А я невольно стала рекордсменом — единственным публичным французским персонажем, отказавшимся от обложки «Пари Матча». На съемки фотографы вывезли ребенка отдельно от матери во избежание риска быть заснятыми перед официальной фотосессией дежурившими у подъезда папарацци. Встретились мы уже в президентском номере отеля султана Брунея «Meurice», снятого по случаю фотосъемки. Спустя неделю весь франкоговорящий мир полюбовался моим сыночком на обложке и целых шести разворотах, на которых я его купаю, проверяю уроки, играю в футбол и потчую завтраком на террасе с видом на Эйфелеву башню. Сам сыночек критично счел свое изображение на обложке неудачным, хоть и дал с десяток автографов на журналах своим одноклассникам. После официальной публикации цены на наши снимки упали и осада папарацци у дома прекратилась.
