Я попросила Маху разыскать сестру, которую уже не видно было в саду, и привести ее во дворец.
Когда Халида пришла в себя и смогла уже выпить чаю, я принесла ей свои извинения за неприятный инцидент. Родственница молча пила чай, не глядя на меня. Но после моего замечания, что многие современные дети теперь нервные и неконтролируемые, она кивнула в знак согласия. До меня доходили слухи, что у Халиды были проблемы с некоторыми из сыновей, так что, возможно, она понимала, что значит иметь такого дерзкого ребенка, как Амани.
Довольно уныло попрощавшись, я вышла из дворца, не проронив ни слова Халиде о том, что птицы покинули земной рай Фадделя. Причина моего обмана была проста — я все еще лелеяла надежду, что птицы не разлетелись и я смогу их вернуть.
Когда я шла по длинному коридору к выходу из дворца, прямо мне навстречу выскочила Маха. Я схватила ее за руку. Все еще тяжело дыша после бега, она выпалила:
— Амани нигде нет, и водителя тоже!
Глубоко вздохнув, я чуть не улыбнулась, вспомнив старую поговорку, которую часто повторяла мне мама:
— Запомни, Маха: «Не важно, как высоко взлетела птица, она все равно где-нибудь да сядет». Мы найдем Амани. А с ней и птиц.
Расспросив Мустафу, портье-египтянина, я выяснила, что наш водитель помог Амани собрать всех птиц Фадделя, после чего увез мою дочь и ее незаконный груз. Мустафа добавил, что был страшно удивлен таким щедрым подарком его хозяйки моей дочери на Ид — столько птиц! Он прошептал, прикрыв рот рукой, будто раскрывал нам большой секрет:
— Мои господин с госпожой очень дорожат своими земными вещами.
Я в задумчивости посмотрела на этого несчастного человека. Он явно не вписывался в рай Фадделя.
Согласно исламу, каждый обязан подать милостыню бедным. Я давно слышала, что Фаддель, один из самых богатых из Аль Саудов, устраивал настоящие шоу из своей обязательной священной милостыни, так называемой закят (представляющий собой крохотный процент от доходов, который по закону обязан платить каждый мусульманин), но никогда не давал ни единого саудовского риала добровольно на благотворительность. Щедрость — характерная черта арабов. Конечно, прежде всего щедрости ждут от богатых, но даже и бедные арабы очень щедры, считая, что получать больше, чем отдаешь, — дурной тон.
Однако Фаддель не жалел денег на удовлетворение своих собственных желаний, хотя был чрезвычайно скуп, когда дело касалось других. Как мне представлялось, Фаддель платил своим работникам скудную зарплату и всех бедных с радостью закопал бы в песках пустыни. Такой человек наверняка потребует вернуть его птиц, на которых он потратил кучу денег.
Эти мысли проносились в моей голове, пока Мустафа договаривался с кем-то из водителей Халиды, чтобы нас с Махой отвезли домой. Как только мы сели в лимузин и покатили по улицам Джидды, Маха в нетерпении вернулась к теме о девушках из гарема Фадделя, сгорая от желания все мне рассказать.
Помня о водителе, я взглядом и легким толчком локтем сделала дочери знак, чтобы она молчала, и прошептала:
— Дорогая, обещаю выслушать тебя и постараться помочь девушкам, но сначала мы должны вернуть птиц, пока они не улетели.
Как только я ступила на дорожку, ведущую к нашему дворцу, я стала звать свою младшую дочь:
— Амани!
Трое садовников-филиппинцев, Тони, Фрэнк и Джерри, оторвались от своей работы.
— Она пошла туда, мэ-эм. — Тони показал в направлении женского сада.
— Мы помогли ей отнести туда птиц, мэ-эм, — добавил Джерри.
Ладно, подумала я, поговорю с Амани, пока слуги относят клетки в машину.
В этот момент я увидела машину Карима, которая медленно сворачивала на нашу дорогу.
Наблюдая, как он выходит из машины и направляется ко мне, я думала о том, что же сейчас будет. Он явно был в хорошем настроении после дня, проведенного с королем и другими царственными родственниками, и радостно улыбался.
Мне на мгновение стало жаль мужа, поскольку я предвидела, что скоро от его хорошего настроения ничего не останется.
Я поприветствовала его лишь взглядом, не в силах выжать из себя улыбку или какие-нибудь слова, когда он взял меня за руку.
Карим хорошо меня знает:
— Султана, что случилось?
— Тебе трудно будет поверить в то, что я тебе сейчас расскажу, — грустно произнесла я.
Во время рассказа о всех наших треволнениях во дворце Фадделя лицо Карима все больше краснело, по мере того как рос его гнев.
— И вот сейчас Амани в саду с этими птицами, — завершила я свое повествование.
Карим молча стоял, пытаясь представить последствия, которых можно ожидать от кражи его дочерью птиц у царственного родственника.
Настойчивая трель мобильного телефона прервала наши тревожные мысли, и, к моей досаде, он ответил на звонок. Было видно, что разговор ему неприятен, так как лицо его побагровело еще больше.
— Да, — ответил он спокойно, — то, что вы слышали, абсолютно верно. Да, я сейчас займусь этим вопросом. — Карим бросил на меня сердитый взгляд.
— Кто это был?
— Фаддель требует, чтобы этих чертовых птиц срочно вернули.
Я застонала. Не прошло и часа, а Фаддель уже знает о проступке Амани. Мой план быстро вернуть птиц не удался.
Тут из женского сада прибежала Маха:
— Мама, Амани говорит, что она покончит с собой, если ты заберешь у нее птиц!
Я всплеснула руками.
— Боюсь, она сделает это, — добавила трагически Маха. — Она заявила, что повесится на красном кожаном ремне.
У меня вырвался крик ужаса.
Встревоженный Карим направился в женский сад. Мы с Махой молча последовали за ним. На некотором расстоянии от нас также молча шли Тони, Фрэнк и Джерри.
Амани стояла, охраняя несколько рядов клеток с птицам. Вид у нее был решительный, глаза сверкали. Все это предвещало большие проблемы.
Карим был в ярости, но старался говорить спокойно, тщательно подбирая слова:
— Амани, у меня только что состоялся неприятный разговор по телефону с нашим родственником Фадделем. Мне трудно поверить в то, что он мне рассказал. Он утверждает, что ты, Амани, украла его птиц. Это правда, дочка?
Амани изобразила нечто вроде улыбки, хотя взгляд ее был абсолютно серьезным.
— Папа, я спасла птиц от ужасной смерти.
Карим тихо сказал:
— Знаешь, дочка, ты должна вернуть этих птиц. Они не твои.
Я не отводила умоляющего взгляда от Амани в надежде, что она согласится.
Фальшивая улыбка исчезла с лица Амани. На минуту она задумалась, а потом вызывающе отрицательно покачала головой. Четко и уверенно она продекламировала аят из Корана:
— «Вздыхая о еде, они накормят все ж и сироту, и пленника, и бедняка» (176:8). — Затем добавила уже от себя: — Правоверный мусульманин не будет морить голодом животных.
