Таковы исторические подробности, которые Гомон предлагал вспомнить самому И.В. Сталину.
Для чего я уделяю столько места текстам вроде этого, заведомо недостоверным, которые обычно остаются на обочине, отброшенные исследователем как негодный источник? Я думаю, эти тексты имеет смысл принимать к сведению по двум причинам. Во-первых, они являются крайностью, но существуют не изолированно, а образуют как бы крайний спектр набора мемуаров о Сталине разной степени достоверности, с которыми приходится иметь дело историку. Определенной, твердой границы между собственно воспоминаниями и их ложной имитацией нет, зачастую то и другое перемешано в одном и том же тексте, и как мне кажется, исследователю, выбирающему, на какие тексты опереться, полезно иметь в виду этот крайний, практически сказочный сектор. Тогда легче заметить недостоверность и других рассказов, вроде тех, что оставили нам Капанадзе и Елисабедашвили. Во-вторых, сам по себе феномен появления таких псевдомемуаров заслуживает внимания, он выявляет особенности мышления тех, кого принято именовать «простым советским человеком». В самом деле, нетрудно заметить, как комичный текст Гомона близок к фольклорным повествованиям: об этом свидетельствует и построение сюжета, и похожие на сказочных чертей беснующиеся меньшевистские лидеры, и троекратность действия (Гомон дважды напоминает Сталину, что нужно уходить, на третий раз тот идет).
Проблема близости к фольклору касается не только совершенно фальшивых рассказов о Сталине, но и гораздо более широкого круга текстов. Тонка и неопределенна граница между собственно мемуарами и их разного рода имитациями, в текстах воспоминаний обнаруживаются следы иных жанров, проступает подкладка фольклорного мышления. Иногда, сопоставив несколько текстов, можно наблюдать градации от простодушного хвастовства знакомством со знаменитостью, затем гиперболизации мотива узнавания великого человека (когда рассказчик, вопреки всякой хронологии реальных событий, приписывает себе опознавание уже в те ранние годы Сталина как великого человека и помощника Ленина) и наконец до уже совершенно фантастического рассказа.
Это хорошо видно на примере нескольких текстов, зафиксированных в Нарымском крае. Вот что было записано в мае 1942 года со слов Панова Арсения Васильевича, 54 лет, колхозника-пенсионера, жителя г. Колпашево: «Ссыльных у нас было много. Они приезжали в Колпашево из разных мест; останавливались у Волковой Н.П. Однажды к ней приехал (она сама рассказывала) самый главный руководитель. Я думаю, что это был тов. Сталин»[114].
Тихомирова Лукерья Китовна, 60 лет, старожилка г. Колпашево, в декабре 1942 года описала приезд Сталина в Колпашево из Нарыма. Он остановился у ссыльного грузина, которого звали князем. Тогда же из Кети приехал Свердлов – «худенький, худенький». Однажды «князь решил устроить вечеринку. Пригласил меня: “Приходи, Китовна, в гости, у нас будет великий человек”. Я поняла, что будет большой, высокий человек. Пришла. Пришли другие девушки, знакомые (теперь все они умерли). Я пришла, поздоровалась: “Здравствуйте” – “Здравствуйте”. Все встали здороваться. Один из гостей, грузин в черной тужурке, среднего роста, подошел ко мне, подал мне руку назвал свою фамилию “Джугашвили”. Я спрашиваю князя: “А где же великий человек?” Он показал мне рукой на Джугашвили: “Вот”, – говорит»[115].
И вершина псевдомемуарного повествования: «70летний колхозник д. Комаровой (Моховский сельский] с[овет] Верх-Катского района) Ларионов Д.К. рассказывает, что тов. Сталин бежал из Нарыма на моторной лодке, что он видел, когда эта моторная лодка мчалась по Оби»[116].
Приведенные три примера представляют собой выдержки из обширной и интересной статьи с анализом нарымских рассказов о ссыльных большевиках, автор которой остается, к сожалению, неизвестным. Ее машинописная копия, лишенная заглавия, хранится в сталинском фонде РГАСПИ[117] и, судя по внешнему виду, бумаге и характеру машинописи, относится к концу 1940 – началу 1950-х годов. Автор (или авторы), собравший в Нарыме рассказы о Сталине, Свердлове, Куйбышеве, как раз и указывал на близость их к фольклорным жанрам: «Вопрос об этих рассказах как фольклорном жанре дискутируется. Однако наши крупнейшие фольклористы (М.К. Азадовский, Н.П. Андреев, Ю.М. Сакалов) сходятся на том, что перед нами новое явление устного народного творчества, достойное внимания и изучения»[118]. Наряду с процитированными примерами автор приводит также вполне фантастические тексты, где рассказчик будто бы помогал Сталину бежать из ссылки, спрятав его в обшитый дерюгой короб, «я его весело вез. Всю дорогу он шутил, заливался смехом до слез и все говорил: “Как мы их ловко надули!” – это жандармов-то». Дорогой завывала зимняя вьюга, а Сталин в коробе пел песни, «сердечный человек, простой». Доехав, «вылез из короба, вольготно вздохнул, потянулся, пожал мне руку, добра пожелал и бодро пошел. Я смотрю на него: прямо железный человек!.. И улетел он, орел, в города. Пошел тогда бурелом против царя и всей хозяйской своры… Человек он оказался закаленный, стальной, и имя ему, как я после узнал – Сталин»[119]. Этот текст озаглавлен «Два великана» (сказ) и снабжен авторским примечанием, сообщающим, что это «один из сказов, бытующих в Нарыме. Они обычно ведутся от имени ямщика, рыбака, помогающих И.В. Сталину, Я.М. Свердлову бежать из ссылки на волю», записан литератором И.Тимониным со слов нарымчанина А.В. Трофимова из села Ново-Ильинского[120].
Впрочем, отдавая должное неизвестному автору (авторам?) статьи, не следует упускать из виду и ее возможный официозный контекст, не зря ведь она в итоге оказалась в собрании Центрального партархива. И особенно должен насторожить как раз сказ о «Двух великанах». Советская идеологическая пропаганда исходила из того, что народный характер власти, близость народа и коммунистической партии должны находить выражение и подтверждение в фольклоре. Поэтому прилагались усилия для изыскания народных песен, поговорок и тому подобного, демонстрирующих, как советский уклад стал частью народной жизни[121]. Более того,
фольклорные центры побуждали разысканных ими живущих мастеров народного творчества (певцов, сказителей, акынов) создавать новые произведения, особенно восславляющие Сталина. Некоторым таким авторам, как поэту-сказителю Джамбулу Джабаеву, была создана громкая слава. Газеты и популярные издания (такие как отрывные календари, на страничках которых помимо даты, долготы дня и официальных праздников печатали короткие стихи и рассказы) публиковали пословицы и частушки про колхозы, тракторы, социалистическое соревнование, подаваемые, конечно же, в положительном ключе. Не исключено, что некоторые из них на самом деле были сочинены профессиональными литераторами и журналистами и выданы за народные, но для нас это не существенно. Важно, что имелся официозный спрос на «народный» эпос, включающий советские реалии, пропагандировались сказители и акыны, составлявшие песни о Ленине и Сталине в фольклорном стиле[122].
