На обязанности главы каравана, по установившемуся с давних пор обычаю, лежало определение времени отправления, назначение мест для ночлегов и дневок, наблюдение за тем, чтобы в местах, опасных от разбоев, ехали все вместе, и т. п.
1 мая, рано на рассвете, со стороны палатки главы каравана раздалась команда начинать навьючивать животных. Когда все были готовы к выступлению в путь, весь караван понемногу стал трогаться. Глава каравана ехал на хорошей лошади, с саблей за поясом, длинной пикой в руке и ружьем за плечами и, по-видимому, имел самодовольно воинственное настроение. Вообще, все амдосцы, ехавшие в этом караване, были более или менее сносно вооружены, и у них заметно было решение не быть пассивными свидетелями грабежа своего имущества. Большинство же монгольских богомольцев не имело, напротив, никакого оружия и готово было перенести все обиды, философски объясняя их только «плодом» своих же «деяний».
В этот день мы увидели озеро Кукунор с бугра после перехода через высокий хребет Алтан-сорго. Сделав за весь день путь около 30 верст, остановились возле небольшой китайской крепости на правой стороне реки Ара-гол, впадающей в Кукунор. Крепость эта, как говорят, была построена во время беспорядков на Кукуноре в XVIII в. В настоящее время она представляет лишь заброшенные кирпичные стены, где собирается сейм тангутских старшин, когда приезжает сюда для разбора дел чиновник (тун-ши) от сининского амбаня.
2 мая шли вниз по той же реке и, пройдя около 25 верст, остановились ночлегом на ней же.
3 мая сделали почти 40-верстный переход и ночевали в двух верстах от берега озера, называемого по-монгольски Кукунор, по-китайски – Цин-хай, по-тибетски – Цо-нонбо (разговорно – Цо-омбо). Все три названия означают «синее озеро», вследствие красивого синего цвета его воды. Ночью выпал небольшой снег, каковое обстоятельство заставило нас продневать следующее 4-е число. В день этой дневки спутники наши ходили на берег озера мыться его водой – с верой, что она исцеляет от многих болезней.
5 мая прошли около 25 верст и остановились почти против острова-горы, находящегося посреди озера. На этом острове-горе, как передают, находится небольшой монастырь с 5–6 ламами. Они сообщаются с окрестными жителями только зимой по льду и, запасшись провизией на лето, уходят в монастырь. Здесь за неимением лодок они проводят в полном уединении от мира все время, пока холод следующей зимы не устроит для них ледяного моста.
6 мая прошли около 30 верст.
7 мая я впервые увидел стада диких ослов, называемых по-тибетски кьянг (по-амдоски – ржян), а по-монгольски – хулан («каурый»), или чихэтэй («ушатый»). Резвилось также немало стад антилоп. Прошли около 35 верст.
8 мая дорога, шедшая до сих пор в виду Кукунора и частью по берегу, оставила озеро и направилась на северо-запад к верхним монголам. В этот день мы прошли также около 35 верст и, вступив в долину реки Бухайн-гол («река дикого яка» по-монгольски), ночевали у подошвы гор правого ее берега.
9 мая перевалили через Южнокукунорский хребет, который по высоте перевала оказался весьма тяжелым для наших животных. Поэтому пришлось остановиться ночлегом тут же под перевалом, сделав за день около 25 верст.
10 мая прошли по степи к северо-востоку от соленого озера Дабусун-нур по-монгольски, а по-тибетски – Ца(м)цо и остановились после 35-верстного перехода.
Здешние места носят чисто гобийский характер: солончаковая почва поросла растениями дэрису и бударгана, на коих пасутся стада антилоп. Озеро Дабусун-нур находится во владении кукунорско-олётского Корго-цзасака, подданные которого, как и все вообще кукунорские монголы, сильно подвергались влиянию тангутов. К нам во время пути подъехал один молодой парень, по внешности чистый тангут, и заговорил по-тангутски. Из дальнейшей беседы выяснилось, что он местный монгол, но знает свой родной язык до того плохо, что не может вести разговора на нем.
Соль этого озера в значительном количестве вывозится тангутами и монголами в город Донкор. Ее на месте добывают беднейшие из жителей и продают извозопромышленникам за невысокую плату, преимущественно в обмен на съестные припасы.
11 мая, перевалив через значительный хребет, вступаем в ущелье Шарга, где кочуют тангуты из рода миньяг большого племени бумтар. Прошли около 35 верст.
12 мая происходила дневка. В этот день двое из моих спутников подверглись небольшой опасности. Они пошли нарубить кольев для палатки в лесу на соседней горе. В ущелье горы к ним подъехал верховой тангут-пастух с обычной саблей за поясом и, слезши с лошади, попросил показать топор русского изделия, бывший в руке у одного из них. Тот доверчиво подал топор, но тангут, поспешно вырвав его, замахнулся на подающего, и только проворство избавило последнего от удара. Затем оба бурята обратились в бегство, тангут – за ними и уже нагонял их. К счастью, один из них вспомнил про револьвер, находившийся у него за пазухой, и, вытащив его, погрозил знаками, что будет стрелять. Это обстоятельство произвело на тангута сильное впечатление, и он уже сам обратился в бегство, бросив топор. Товарищи были так испуганы происшедшим, что не нарубили кольев, и впопыхах, прибежав в лагерь, рассказали о маленьком трагикомическом случае. Тангут, вероятно, хотел, напугав их, воспользоваться их топором.
13 мая прошли мимо монастыря Дулан-кит, принадлежащего Цинхайскому вану, которого монголы зовут Шин-хан-ван. По внешности этот монастырь представляет общий тип всех цайдамских монастырей. Посредине – дуган с глиняной оградой и кругом около десятка дворов с убогими глинобитными домиками.
В этом монастыре имеет почти постоянное местопребывание перерожденец Хутухтуйн-гэген, которого очень чтут и соседние тангуты. Вследствие этого он часто выступает в роли третейского судьи и примирителя между монголами и тангутами.
Подле монастыря сравнительно много хвойного леса, что дает жителям его возможность заниматься столярным мастерством. Весь Цайдам снабжается домашней деревянной утварью почти исключительно отсюда. Материалом для выделывания посуды служит древовидный можжевельник (Tuniperus pseudosabina), душистая хвоя которого, как упомянуто выше, идет на воскурение перед буддами, а истолченная древесина составляет главную часть смеси, из коей выделываются курительные свечи (по-тибетски – бой).
Сам князь Цин-хай-ван живет на Кукуноре, здесь же находится небольшая часть его подданных. Хошун его официально называется «западное переднее знамя цинхайских хошотов».