Там он изучал каноническое право, а потом перебрался в Пизу, в тамошний университет. Он встретил там Джованни Медичи, того самого, которого папа Иннокентий сделал кардиналом в возрасте 13 лет. Собственно, и Чезаре стал епископом Памплоны в далекой Испании. Он, разумеется, не собирался ехать в свою епархию – на этот случай всегда можно было найти заместителя, – но доходы епископства очень помогли ему в студенческие годы. Хотя, конечно, и его отец, Родриго Борджиа, не оставлял юношу своим попечением. Ну, а в августе 1492-го, после смерти папы Иннокентия, перспективы Чезаре Борджиа и вовсе стали по-настоящему широки.
Кардинал Родриго Борджиа выдвинул свою кандидатуру на выборах нового папы римского.
И, в общем-то, никто этому не удивился. Он был хорошо известен, считался человеком обаятельным, был очень богат – а то, что у него были дети, которых он признавал своими, так и папа Иннокентий был заботливым отцом.
Даже сверхзаботливым – его сын Франческо Чибо, которого он женил на дочери Лоренцо Медичи, мог за одну ночь проиграть 14 тысяч флоринов, и при этом не разориться.
Если же говорить о довольно смутных источниках богатства Родриго Борджиа на его посту вице-канцлера Священной Канцелярии, то в Риме уже потеряли способность удивляться тому, что могло быть сделано с официальными документами Церкви. Дело было не только во всякого рода подкрутках, сделанных как бы официально, но и попросту в подделках. Римская полиция, прямо скажем, не отличалась ни особой компетенцией, ни таким уж пламенным рвением, но и она кое-что делала – и вот однажды полиция накрыла целую фабрику по изготовлению фальшивых булл с папской печатью.
Возглавлял предприятие священник, Франческо Мальденте, каноник из городка Форли, а помогал ему гравер папского двора и сын одного из докторов, служащих папе. Обычно они брали какой-нибудь подлинный документ, смывали чернила и потом вписывали нужное клиенту папское дозволение. Суть просьбы никого из фальсификаторов не волновала – скажем, какому-то просителю, священнику из Руана, было позволено жить с женщиной, которая радовала его сердце. А группе просителей из далекой Норвегии было позволено служить мессу без использования вина для причастия – довольно смелое вторжение в доктрину официальной Церкви. За буллу брали от 100 дукатов и до 2000, то есть цены были, в общем, довольно приемлемыми и клиентам более или менее по карману. Изготовителей фальшивок в данном случае поймали и повесили, но все знали, что деньги и «папские дозволения» – вещи взаимосвязанные. Еще папа Сикст накладывал на своих секретарей некую дань – как бы плату за должность, – и где, спрашивается, они должны были эти деньги изыскивать?
Взятки были делом настолько обычным, что без них не решались уже и самые обычные дела, пусть и вполне праведные. Примерно такая же картина складывалась и с добронравием. Рим был буквально набит борделями, проституция составляла чуть ли не главную статью городских доходов. Викарий папы Иннокентия, отвечавший за порядок в столице, издал было приказ, предписывавший всем мирянам и каноникам, проживающим в Риме, избавиться от своих незаконных сожительниц, от всех куртизанок, будь они общеизвестными или теми, кто торговал собой на конфиденциальной основе, – и приказ был отменен сразу после того, как был издан.
Отменил его сам папа Иннокентий, который сказал своему викарию: «каноническое право делами проституции не занимается».
Каноническое право много чем не занималось. Например, образом жизни, принятым едва ли не всеми кардиналами курии. Согласно Грегоровиусу, монаху из Германии, побывавшему в Риме, кардиналы появлялись на публике на коне, в роскошной одежде и иногда даже с мечом, ножны которого тоже были украшены драгоценными камнями. У каждого кардинала был целый штат слуг, числом в несколько сот человек, в который входили и повара, и шуты, и хорошо вооруженные телохранители. Как правило, у кардиналов были любовницы, обычно из числа очень дорогих куртизанок, и они, в свою очередь, держали светские салоны, где собирались лучшие люди и из числа римской знати, и из паломников со всей Европы, которых в Риме тоже хватало.
Нет, кардинал Родриго Борджиа на этом фоне никак не выделялся – разве что в лучшую сторону.
Но если Рим действительно привык ко всему и уже ничему не удивлялся, то в других городах Европы и даже и в Италии слышались и совершенно другие голоса. В прекрасной Флоренции появился монах из Феррары по имени Джироламо Савонарола, и на проповеди его сбегалось, случалось, чуть ли полгорода. Он происходил из старого падуанского рода и поначалу готовил себя к карьере врача – его дед Микеле Савонарола был известным доктором.
Он, однако, решил исцелять не тела, а души.
Нравы, которые он наблюдал вокруг себя, казались ему «языческими и эпикурейскими». Надо полагать, в значительной степени это так и было[22]. В общем, все это донельзя раздражало Джироламо Савонаролу, и еще в 1475 году он ушел из дома и поступил в доминиканский монастырь, оставив дома написанную им книгу под красноречивейшим названием «О презрении к свету». С 1490-го он обосновался в самом центре гуманистических воззрений своего времени – во Флоренции. Не было города во всей Италии, где «язычество и эпикурейство» пустили бы такие глубокие корни, как во Флоренции в годы правления Лоренцо Медичи – и тут-то, по мнению брата Джироламо, и было самое правильное место для битвы с силами зла. B августе 1490 года он произнес поистине громовую проповедь, в которой пророчествовал, что «скоро Бог поразит своим гневом всю Италию».
Это произвело сильное впечатление.
К Лоренцо Медичи, правителю Флоренции, брат Джироламо отнесся неприязненно и даже отказал ему в исповеди, когда в апреле 1492 года тот оказался на смертном одре. Лоренцо умер 9 апреля – а Джироламо Савонарола разразился еще одной проповедью[23], которая потрясла его слушателей.
Он сказал, что увидел в небе руку, держащую меч, и надпись, выведенную огнем: «Gladius Domini super terram cito et velociter», что в приблизительном переводе с латыни означало: «Меч Господень над землей, готовый разить стремительно». И зазвучали ангельские голоса, внятные брату Джироламо и гласящие, что Милость Божья будет праведным и Гнев Господень – согрешившим и в грехе своем упорствующим, а потом Меч повернулся острием к земле, и небо потемнело, и пролился дождь, но состоящий не из капель воды, а из мечей, стрел и огня, и прогремели Громы Небесные, и были спущены с цепи и Война, и Мор, и Голод…
