Однако Манен, трус по натуре, был настолько напуган, что не оказывал ни малейшего сопротивления и был готов ехать, куда ему укажут. Он позволил отвезти себя на пароход, отправлявшийся в Англию. По прибытии на место он был помещён под стражу до перемирия.
Манен был последним помощником, которого мне послали из Лондона. После этого мне предоставили самому набирать себе сотрудников, как я это и делал с момента прибытия в Голландию.
Кроме Коллинза, у меня работало трое сотрудников. Они хорошо знали фламандский, голландский, французский, немецкий и английский языки, что было весьма важно, так как все донесения должны были переводиться на английский язык. Самым важным, однако, было то, что они умели молчать и никогда ни о чем не спрашивали. Это бы пи как раз те качества, которые мне не удалось найти в обоих помощниках, присланных из Лондона.
У нас не существовало определенного рабочего времени. Иногда, когда мы получали груду донесений, эти люди работали до полуночи, никогда не жалуясь.
Представьте себе волнение, с которым следишь за продвижением какой-нибудь дивизии с русского фронта на западный. По донесениям из Льежа, здесь прошло пятьдесят воинских поездов из Герсталя и Германии. Пост Льеж — Намюр доносит: никаких признаков перевозки войск. Наконец, из донесений поста Льеж —- Брюссель мы узнаем, что все 50 поездов — в пути к Брюсселю. Из донесений четырёх брюссельских постов мы видим, что дивизия — на пути к Генту. Однако гентские посты не дают никаких сведений о прибытии дивизии. Что случались с дивизией? Очевидно, она выгрузилась. Донесения из Вахтебеке нам не только сообщают, что вся дивизия выгрузилась в этом пункте, но и указывают ее номер — 212. Раньше эта дивизия была на русском фронте.
Так было каждый день — сопоставление донесений всякого рода. Затем, в дополнение к этому, на Коллинзе и на мне лежала вся организационная работа на оккупированной территории: наблюдение за переходами через границу; переключение организаций при малейшем признаке опасности с одного пункта переправы через границу на другой; посылка денег и инструкций; посылка агентов; инструктирование [67] проводников в случае переправы через границу скомпрометированных или скрывающихся в подполье агентов.
Помимо этого, нам приходилось посылать агентов в Германию и принимать донесения от агентов, вернувшихся из Германии, спешить на свидание с важным секретным агентом, опрашивать дезертиров.
К этой работе следует прибавить ответственность по защите жизни агентов. Я хранил их адреса и имена, как священную тайну. Никто не знал их, кроме Коллинза и меня, а многие из них были неизвестны даже ему. Сведения о них хранились у нас в голове или, в зашифрованном виде, в нашем сейфе. Все агенты, работавшие в Германии или на оккупированной территории, имели номера или вымышленные имена (клички). Настоящие имена и адреса не приводились ни в донесениях, получаемых мною из Германии или с оккупированной территории, ни в перепечатанных на пишущей машинке донесениях, которые я передавал полковнику Оппенгейму для сообщения Главной квартире или Т. для отсылки дипломатической почтой.
Я был вполне прав, опуская все указания на источник в донесениях, отправляемых британским властям, не только потому, что не хотел, чтобы мой персонал знал их, но потому, что всегда существовала опасность просачивания. Доказательством этому может служить не только дело Манена, но и захват всех наших донесений, когда почтовое судно «Брюссель», шедшее из Хук в Харидж было остановлено германскими миноносцами. Когда из Англии от начальника пришла тревожная телеграмма, запрашивавшая, какие донесения находились в дипломатической почте, я мог с уверенностью ответить, что никакой катастрофы не произошло, так как, несмотря на то, что все донесения захвачены, безыменные осведомители остались в безопасности.
«Датчанин» — разведчик союзников
Я знал его как «Датчанина». Как его звали, и откуда он был родом, я не знал, хотя и встречался с ним несколько раз. Он имел вид сдержанного, воспитанного, культурного скандинава. Во всяком случае, ничто не изобличало в нем выдающегося разведчика, каким он на самом деле был. Когда я лучше узнал его, я понял, чем объясняется его успех. Он был высококвалифицированным инженером-кораблестроителем. Он не знал, что такое нервы, всегда оставался выдержанным, прекрасно владеющим собой. [68]
Ничто не ускользало от его компетентного глаза. Кроме того, он обладал поразительной памятью на мельчайшие детали морских сооружений.
Время от времени я читал его донесения и поражался им. По моему мнению, это был самый ценный агент, которым располагала союзники в Германии. Заслуга привлечения к работе такого агента принадлежит начальнику в Англии, по крайней мере, мне так кажется. Он был единственным агентом в Германии, которым располагал каш морской отдел. Его наблюдение охватывало все германские судостроительные верфи и все ангары цеппелинов. Я могу только дать самый общий обзор его деятельности, так как его донесения касались главным образом морских вопросов, которыми интересовался морской отдел. Но «Датчанин» оказывал выдающиеся услуги также и нашему военному отделу.
Причина его успеха заключалась в том, что он убедил немцев, будто он работает на них. В качестве представителя датской судостроительной верфи, которая время от времени снабжала немцев буксирными пароходами и морским оборудованием, он пользовался правом ездить и Киль, Вильгельмсхафен, Гамбург, Бремен, Эмден, Любек, Фленсбург и другие кораблестроительные пункты. Он так умело вел дела своей фирмы, что последовал поток заказов, с которыми фирма не в силах была справиться. Его популярность у немецких клиентов и их вера в него были безграничны. Когда он в нужный момент обратился за разрешением проехать в Голландию через Германию, то ему охотно его выдали, особенно ввиду того, что он предложил германским властям приобрести в Голландии нужное сырье, а также буксирные пароходы и мелкие суда якобы для своей фирмы, но в действительности для Германии. Его покупки были столь удачны, что ему было разрешено регулярно, раз в три недели, ездить в Голландию.
Немцы не подозревали, что удачные приобретения «Датчанина» — дело наших рук. Т., благодаря своим связям, давал ему ценные сведения о возможностях покупки материалов и буксирных пароходов. Британские власти могли протестовать против подобных торговых сделок, но наше невмешательство позволяло ему возвращаться в Германию и завоёвывать расположение властей рассказами о том, как ему удалось скрыть свои покупки от англичан. Таким образом, он стал важной персоной в глазах германских властей, а привозя незначительные подарки — что-либо из одежды, продукты или предметы роскоши, [69] которых в Германии в то время нельзя было получить, агент сумел приобрести расположение начальников судостроительных верфей и других должностных лиц.
