После зимы 1941–1942 гг. недоверие Гитлера к генералитету возросло. Тот же Гальдер в январе 1942 г. писал: «В гауптквартире фюрера вновь разыгралась драматическая сцена. Он высказал сомнение в мужестве и решительности генералов». Впрочем, и самого начштаба сухопутных войск фюрер не особо уважал. По утверждению Шмундта, Гитлер всегда считал Гальдера «выжившим из ума сельским учителем», который «пока выговорит слово, положение на фронте уже изменится».
В сентябре 1942 г. состоялся интересный разговор генерала Шмундта, тогда занимавшего должность начальника Управления личного состава сухопутных войск, с адъютантом фюрера Гюнше. Находившийся в нетрезвом состоянии Шмундт, только что получивший от шефа золотой партийный значок, рассказал Гюнше: «Фюрер требует, чтобы высшие командные посты замещались людьми, которые, во-первых, были бы преданы ему, во-вторых, достаточно гибки для того, чтобы соглашаться с его гениальными идеями и планами, и в-третьих – беспощадны в войне». Он уверял, что Гитлер обманут генералами, которые оказались не в состоянии осуществить его планы на фронте. Откровения главного кадровика Вермахта закончились за полночь пьяными песнями, а также хулиганством – заколачиванием двери комнаты главного адъютанта Шауба.
В начале 1943 г. фотограф фюрера Хайнц Гофман ужинал вдвоем с шефом в FHQ «Вервольф». Тот с яростью в голосе кричал ему: «Мои офицеры – кучка мятежников и трусов. Я больше не допущу их в свой ближний круг… Сначала они трусливо пытаются заставить меня отказаться от той или иной операции, а потом, когда я с успехом выполняю ее, они ставят победу себе в заслугу и просят наград. Если бы я слушал этих господ, мы еще давным-давно проиграли бы войну!»
В начале 1943 г. в связи с участившимися поражениями негативное отношение Гитлера к военным еще более усилилось. 9 марта он сказал Геббельсу, что, по его мнению, ни один из них не говорит ему правды. Все генералы были бесчестными врагами национал-социализма. Кроме того, фюрер указывал, что они плохо образованны и ничего не понимают в материальных проблемах войны. Гитлер упрекал их в том, что они не имеют непоколебимой веры в правильности ведущейся борьбы, не разбираются в современном оружии и неправильно следят за ходом войны на фронтах. В апреле Риббентроп в разговоре с послом в Турции фон Папеном также критиковал генералов, явно наслушавшись предварительно шефа. Он возложил всю вину за Сталинград на ненадежных командиров и некую «буржуазную клику», которая управляла армейскими делами. Рейхсминистр говорил: «Если бы Гитлеру представился удобный случай очистить свою армию от этого сброда, с нами не приключилось бы такое несчастье. Эта буржуазная свора должна быть уничтожена, и чем раньше, тем лучше».
После военного переворота в Италии подозрение Гитлера к военным еще больше укрепилось. Он посчитал это событие классическим примером поведения военной клики, которая без колебаний постарается свергнуть господство партии, как только потеряет уверенность в благоприятном исходе войны, нанеся пресловутый «удар в спину».
27 января 1944 г. фюрер выступил перед генералами Вермахта с большой речью. На ней он, в частности, сказал: «Офицерский состав должен со шпагой в руке сплотиться вокруг меня точно так же, как каждый командир должен ожидать, что его подчиненные в критический час станут за него горой!» Весной, после ряда поражений на Восточном фронте, Гитлер впервые посоветовал своим генералам брать пример с русских. Он прокричал Цайтцлеру: «Мои генералы разучились командовать, в этом все дело! Они могли бы поучиться у русских, как надо командовать!» В дальнейшем подобные поучения, воспринимавшиеся офицерами весьма болезненно, повторялись до конца войны. Даже Берлин фюрер призывал оборонять так же, «как русские защищали свой Сталинград».
Военный историк Кард Деметр отмечал, что «комплекс Гитлера, подозревавшего всех и вся в предательстве, рос в течение многих лет». Стоит ли говорить, что события 20 июля 1944 г. и последовавшее за этим разоблачение заговора легли на благодатную почву и подтвердили, что в значительной степени фюрер был прав.
Как теперь известно, оппозиционные настроения среди германских офицеров возникли еще до начала Второй мировой войны, примерно весной 1939 г. Вообще приход нацистов к власти был воспринят штабными кругами весьма неоднозначно. Сотрудников Генштаба, к примеру, можно разделить на три группы. Первые приветствовали новый режим как средство возрождения престижа и авторитета Германии. Они гордились вновь создаваемой армией, были увлечены новыми видами оружия.
Вторую группу генералов составляли те лица, которые лишились своих должностей при Гитлере, попали в немилость и третировались им. Они считали, что Германия не готова к войне, и отказывались поддерживать агрессивные планы. В третью группу, которая составляла большинство, входили те, кто внутренне не разделял идеи нацизма, но продолжал исправно нести военную службу.
Уже после оккупации Чехословакии наиболее продвинутые генералы примерно поняли, каким путем пойдет их страна в дальнейшем. С началом активных боевых действий число сомневающихся постепенно увеличивалось. Однако до поры до времени недовольство Гитлером не приводило ни к каким реальным действиям против него. Генерал Браухич после войны так объяснил причины этой пассивности: «Я мог бы легко арестовать Гитлера. У меня было достаточно офицеров, чтобы осуществить арест. Но дело было не в этом. Это было бы действием против германского народа. Я хорошо знал, что весь германский народ – за Гитлера. У них было достаточно причин для этого». Военный историк Алан Кларк так описал поведение немецких офицеров: «Некоторые активно интриговали против режима. Другие – почти все – с сочувствием прислушивались к тем, кто интриговал, и ждали перемен фортуны. Большинство же, включавшее в себя обе эти категории, топили свое разочарование в работе».
Постепенно оппозиционные настроения трансформировались в создание различных заговорщических групп. Примечательно, что в эти «объединения» входили даже командующие армиями и группами армий. Но при этом их войска продолжали сражаться точно так же, как соединения, руководимые военачальниками, не причастными к заговору. Роммель по этому поводу сказал: «Конспираторы имели точно те же интересы, как Гитлер». Все заговорщики ставили интересы Германии выше клятвы верности фюреру.
Отношение некоторых офицеров к Гитлеру кардинально изменилось уже в ходе войны. Типичный пример – тот же Роммель. Он начал уважать и почитать Гитлера еще в 1935 г., когда тот объявил о денонсации Версальского договора. Тогда Роммель видел в фюрере «объединителя нации» и спасителя Германии. Первые разногласия с верховным главнокомандующим начались у него во время Африканской кампании. Роммель постепенно начал осознавать аморальность нацистского режима, а также жажду Гитлера популярности, его «страсть к убийству и разрушению», «жажду мести и полную безнадежность». Будучи человеком смелым, фельдмаршал отличался независимым поведением и не боялся высказывать фюреру неприятные для того вещи, а также открыто требовать принятия нужных решений. Популярность Роммеля в немецком народе была очень велика. Однако мнение некоторых исследователей, что он якобы мог, в случае чего, заменить Гитлера и являлся его «реальным соперником», является сильно преувеличенным.
