С осени 1890 года издается задуманная Ф. Павленковым биографическая библиотека под заглавием
ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ.
В состав этой библиотеки войдут биографии следующих лиц:
ИНОСТРАННЫЙ ОТДЕЛ.
Байрон, Бальзак, Ф. Бекон, Бетховен, Бисмарк, Боккаччо, Р. Вагнер, Вашингтон, Л. Винчи, Вольтер, Галилей, Гарибальди, Гаррик, Гейне, Гете, Гладстон, Говард, Григорий VII, А. Гумбольдт, Гус, Гутенберг, Гюго, Дагерр, Данте, Дарвин, Декарт, Дженвер, Дидро, Диккенс, Жорж-Сандъ, Золя, Кант, Кальвин, Кеплер, Колумб, Конте, Конфуций, Коперник, Р. Кох, Кромвель, Кук, Кювье, Лавуазье, Лессепс, Лессииг, Ливингстон, Линкольн, Линней, Лойола, Локк, Лютер, Магомет, Макиавелли, Мальтус, Меттерних, Микель-Анджело, Мольер, Мильтон, Мирабо, Мицкевич, Морзе, Моцарт, Наполеон I, Ньютон, Оуэн, Паскаль, Пастер, Песталоцци, Прудон, Рабле, Рафаэль, Ротшильд, Руссо, Свифт, Сервантес, В. Скотт, А. Смит, Спиноза, Стенли, Стефенсон, Теккерей, Уатт, Фарадей, Франклин, Франциск Ассизский, Фултон, Шекспир, Шиллер, Эдисон, Эразм и другие.
РУССКИЙ ОТДЕЛ.
Аввакум, Аксаковы, Аракчеев, Боткин. Белинский, Верещагин, Глинка, Гоголь, Грановский, Грибоедов, Демидов, Достоевский, Зинин, Карамзин, Каразин (основатель харьковского университета), Катков, Кольцов, Крамской, Крылов, Лермонтов, Ломоносов, Менделеев, Некрасов, Никон, Новиков, Островский, Петр Великий, Пирогов, Посошков, Пржевальский, Пушкин, Салтыков, Скобелев, Сперанский, Суворов, Л. Толстой, Тургенев, Гл. Успенский, Шевченко, Щепкин и другие.
Каждому из перечисленных здесь лиц посвящаетсяособая книжка,заключающая в себе около 100 страниц и снабженная портретом.
Цена каждой книжки 25 коп.Все издание будет закончено в течение двух лет, т. е. до наступления 1893 года.
Дозволено цензурою. С.-Петербург, 12 Января 1891 года.
Иван Андреич пережил Екатерину, Павла и Императора Александра I. Десять тысяч рублей на издание басен в 1824 году была последняя милость царя. Император Николай так же благосклонно относился к баснописцу, и в 1831 г., в числе подарков своих на Новый год великому князю наследнику цесаревичу, прислал бюст Крылова. Несколько лет спустя удвоена была ему пенсия. Императрица Александра Федоровна жаловала часто Крылову букеты. Он хранил их, и засохшие цветы положены были на груди его после смерти, во время отпеванья. Крылова приглашали и на маскарады во дворце. Однажды в доме Оленина заметили, что Ив. Андр. в мрачном расположении духа. «Что с вами, дедушка?» — спросила его Варвара Алексеевна, которую он особенно любил. – «Да вот беда: надо ехать во дворец в маскарад, а не знаю, как одеться». — «А вы бы, дедушка, помылись, побрились, оделись бы чистенько, вас там никто бы и не узнал». Шутка искренно любимой «фавориточки», как называл Крылов любимицу, развеселила его, но забота осталась. По совету знаменитого Каратыгина, баснописец нарядился в костюм боярина-кравчего.
Маскарад устроен был на английский манер. Кому достался кусок пирога со спрятанным в нем бобом, тот был царем праздника. К этому-то царю Крылов, соответственно своей роли и костюму, обратился с речью.
По части кравческой, о царь, мне речь позволь,
И то, чего тебе желаю,
И то, о чем я умоляю,
Но морщась выслушать изволь.
Желаю, наш отец, тебе я аппетита,
Чтоб на день раз хоть пять та кушал бы до-сыта,
А там бы спал, да почивал,
Да снова кушать бы вставал,
Вот жить здоровая манера!
С ней к году — за то я, кравчий твой, берусь —
Ты будешь уж не боб, а будешь царь-арбуз!
Отец наш! не бери ты с тех царей примера,
Которые не лакомо едят,
За подданных не спят
И только лишь того и смотрят и глядят,
Чтоб были все у них довольны и счастливы:
Но рассуди премудро сам.
Что за житье с такой заботой пополам;
И, бедным кравчим, нам
Какой тут ждать себе наживы?
Тогда хоть брось всё наше ремесло.
Нет, не того бы мне хотелось.
Я всякий день молюсь тепло,
Чтобы тебе, отец, пилось бы лишь да елось,
А дело бы на ум не шло.
Государю понравилось это стихотворение. Тогда Крылов просил дозволения прочесть «Вельможу» — эту басню почему-то не разрешали ему печатать. Она так понравилась царю, что он обнял Крылова, поцеловал его и промолвил: «пиши, старик, пиши». Разумеется Крылов получил дозволение ее напечатать. Таким образом умел Крылов и теперь достигать цели.
Справедливо, что беспечность и празднолюбие Крылова происходили больше от равнодушия к тому, чем жизнь увлекает других, нежели от истощенья душевных его сил. Светлый ум и твердая воля сохранились в нем до последних дней.
***
Крылов еще имел довольно сил, чтобы пережить свой праздник — пятидесятилетний юбилей литературной деятельности, 2 февраля 1888 года. Скромный баснописец сказал друзьям, приехавшим за ним перед началом праздника: «Я не умею сказать, как благодарен за все моим друзьям, и конечно мне еще веселее их быть сегодня вместе с ними. Боюсь только, не придумали бы вы чего лишнего: ведь я то же, что иной моряк, с которым от того только и беда не случалась, что он не хаживал далеко в море». Конечно такая скромность придавала только больше прелести празднику. Трудно описать трогательное величие этого праздника, отличавшегося необыкновенной искренностью и сердечностью. Всему придавала особый характер оригинальная личность баснописца, его скромность, простота и слава, уже так давно окружавшая его имя. Жуковский, кн. Одоевский, Плетнев, кн. Вяземский и др. приветствовали его — кто речью, кто стихами, а публика — цветами и восторженными проявлениями любви и радости. Листки из одного венка раздавал Крылов на память друзьям. Он был сильно тронут. Кроме тостов и гимна, Петров пропел положенные на музыку, стихи кн. Вяземского:
На радость полувековую
Скликает нас веселый зов.
Здесь с музой свадьбу золотую
Сегодня празднует Крылов.
На этой свадьбе все мы сватья,
И не к чему таить вину:
Все заодно все без изъятья
Мы влюблены в его жену и т. д.
После юбилея была выбита в память его медаль. Крылов получил массу писем с выражениями поклонения, любви и дружбы.
Оригинальное поздравление было в письме за подписью «Лев — за себя и прочих зверей и скотов. Орел — за себя и прочих птиц». Звери и птицы, узнав, что другие животные (т. е. люди) празднуют юбилей баснописца, благодарят Крылова за то, что на пути к бессмертию он взял с собою и их. Они обещают ему, когда получат дар слова, устроить свой праздник, на котором расскажут, как его басни исправили их нравы. Соловьи будут воспевать своего певца, а ослов (это всего труднее) заставят молчать.
Газеты и журналы не переставали долго заниматься юбилеем Крылова и им самим; но сам-то он вовсе этим не интересовался и ушел снова в свой угол, на свой диван в гостиной, где утопал в облаках дыма, выкуривая в день до 50 сигарок. В том же году, вслед за радостью, почестями и славой, он потерял лучшего друга. Умерла Е. М. Оленина. В утешение этого горя имел он удовольствие в это время выбрать и назначить двух стипендиатов на проценты с собранной по случаю юбилея суммы около 60,000 руб. По желанию великой княгини Марии Николаевны художником Ухтомским была списана с натуры комната, где занимался Крылов, и он сам в том виде, «в каком одна только муза его видит, т. е. в шлафроке».
В 1841 г. Крылов оставил службу, с пенсией около 12,000 руб. ас. и поселился на Васильевском острове, в доме купца Блинова, по 1-й линии. Отсюда даже в Английский клуб стал он выезжать довольно редко. В следующем году он получил снова приглашение, от имени великой княгини Елены Павловны, принять участие в маскараде, в костюме русского боярина, «в кадрили знаменитых поэтов». Страстный любитель музыки, он уже после отставки, живя на острове, вышел из своего логовища послушать знаменитую Виардо-Гарцию. Собственная его скрипка давно уже висела беззвучно на стене, и струны её покрыты были густою пылью, как и все вокруг него. «Лучшие друзья его были уже в могиле. Лета, а особливо тучность отягощала его; сердце осиротело, он грустил. Посещаемый литераторами, он был однако разговорчив, ласков и всегда приятен». Патриарх русской литературы, он пережил целую плеяду молодых поэтов: гениального Пушкина и Грибоедова, Батюшкова, Лермонтова и др. Он остался один пред их могилой, сам уже усталый от жизни и славы, и прав был, кажется, поэт, сказавший в это время желчно:
