Войной против партизан руководил эсэсовский генерал Эрих фон дем Бах-Зелевский, под контролем которого находились и айнзацгруппы – подразделения служб безопасности, использовавшиеся для убийства советских евреев и коммунистов с первых дней кампании на востоке.
Он не делал больших различий между ними: «Там где партизаны, там и евреи, и там, где евреи, там тоже партизаны»119. Тысячи схваченных в ходе антипартизанских рейдов, были невинными членами еврейских общин, которые были изолированы в первую очередь для репрессивных акций. Но антипартизанские карательные акции в отношении местного населения продолжались даже тогда, когда еврейское население было в основном уже ликвидировано. Организованные карательные рейды сил служб безопасности приводили к огромных потерям среди гражданского населения, хотя о погибших германские чиновники сообщали как о «бандитах». Операция «Малярия», проводившаяся в августе 1942 года, привела к столкновению смешанных сил из 3750 пехоты СС, полицейских и местной литовской и русской милиции с партизанскими отрядами. Примерно 1274 «подозреваемых» были расстреляны, а 389 партизан – убиты в бою. Многие, возможно большинство из тех, кто был убит в ходе операции, были безоружны. Другая операция, осуществленная в ноябре 1942 года, закончилась смертью 2975 человек в отместку за гибель двух немцев, другая операция, проводившаяся через месяц, привела к смерти 6172 человек за семь убитых немцев; в ходе основной операции, проводившейся в феврале 1943 года, было убито 12 897, в то время как потери немцев составили 29 убитых120. По сообщениям немцев более 100 000 «бандитов» были убиты в районе действия группы армий «Центр». Во всех этих сражениях количество найденного оружия было мизерным по отношению к числу убитых. В ходе одной операции в 1942 году было убито 928 «бандитов», но обнаружено всего 201 винтовка121. Подавляющее большинство тех, кто был убит в долгой партизанской войне на востоке, были невинными мирными жителями, тысячи из которых были движимы стремлением включиться в партизанские отряды в ответ на зверства германских захватчиков. По приблизительным подсчетам общее количество гражданских лиц, погибших на советской стороне, составляет от 16 до 17 миллионов человек. Они стали жертвами всякого рода насилия, совершавшегося разными сторонами, но общим знаменателем процесса была «война на истребление», развязанная Гитлером в июне 1941 года и спровоцировавшая в первую очередь чудовищную волну насилия.
Теми, кто совершал эти акты насилия, двигали самые разные мотивы. Любая попытка классифицировать их на основе простых понятий – как результат идеологической обработки, или как последствия милитаристского духа мужских ценностей, круговой поруки или бессердечия, ведет к разделению их просто по числу и по типам преступников, и тому огромному спектру типов поведения и подходов, которые они демонстрировали. Во многих случаях идеология и культ солдатской мужественности или воинская честь шли рука об руку. Карл Кречмер, офицер СС, руководивший карательными подразделениями в конце 1942 года, писал своей жене: «Зрелище мертвых тел (включая женщин и детей) – не самое приятное… Но мы ведем эту войну за выживание или смерть нашего народа». Он сожалел об угрызениях своей совести, называя их «глупыми мыслями», но, тем не менее, вновь писал, что «это слабость – не быть способным выдержать зрелище мертвых тел; лучшее, что можно сделать для того, чтобы преодолеть ее – делать это как можно чаще. Потом это становится привычкой…» Но были и те, для кого насилие неосознанно стало образом жизни. Один солдат ваффен-СС, находясь в лагере после войны, бахвалился тем, как он убивал мирных жителей и пленных красноармейцев, 700 человек в один раз, «потому что он за это получил сигареты и шнапс»122. Доводы, говорящие о том, что такого рода жестокость была следствием длительной войны на востоке, где условия войны способствовали вырождению морали, не соответствуют многочисленным фактам экстремального насилия, которое немецкая солдатня демонстрировала на других театрах войны, характерного как для регулярных войск, так и для служб безопасности, и сведениям о зверствах против евреев и других мирных граждан, которые совершались систематически, и в огромном масштабе в течение всего 1941 года, когда страны Оси одерживали легкие победы, и с самых первых дней кампании123. Действительно, для когорты юных немцев, двинувшихся на восток в поздние этапы войны, большая часть зверств была уже в прошлом, так как они совершались два или три года до этого. Разложение моральных основ действий военных может быть легче объяснено понятиями политических и расовых предрассудков, порожденных режимом, атмосферой юридической дозволенности зверств, которую солдаты хорошо осознавали, и необычно суровых традиций немецкой военной юстиции, которые были установлены для оправдания репрессалий, захвата заложников и военных убийств.
Тотальная война была такой, какой и ожидалась.
Насилие с Советской стороны постичь гораздо легче не только потому, что Красная Армия и тысячи гражданских добровольцев сражались за освобождение своей родины от захватчиков и преступников, но и по причине того, что сама система оправдывала и применяла экстремальные формы насилия при защите революционного государства. Насилие против агрессора шло рука об руку с насилием Советского государства против собственных солдат и собственного населения. В Москве, например, по закону военного времени от октября 1941 года за девять месяцев было задержано 83 060 человек, 13 из них были расстреляны на месте, 887 – приговорены к смертной казни и 4168 – заключены в тюрьму124. Когда советские солдаты, перейдя руины своих западных границ, достигли Германии, они включились в настоящие оргии репрессивных убийств и массовых изнасилований населения, которое, как их учили, они должны были ненавидеть как животных. Это насилие было понять проще, чем то, которое было принесено агрессорами населению востока, так как оно было движимо простой, но злобной жаждой победы и возмездия. Одновременно советские солдаты и службы безопасности были связаны собственной партизанской войной против украинских и прибалтийских националистов, вновь оказавшихся под властью Советов. Партизанская война в этих районах вызвала к жизни новый круг дикого ничем не ограниченного насилия. За период с февраля 1944 по май 1946 года советские войска убили 110 000 националистов, арестовали еще 250 000 и депортировали в лагеря в общей сложности 570 826 человек, многие из которых были членами семей и детьми убитых или заключенных в тюрьмы националистов125. Поскольку многие из них подозревались в коллаборационизма, была возможность подчеркивать их предательскую сущность, а не национализм. Несколько человек были взяты в плен и повешены в назидание остальным с табличками на шее. Многие члены групп, охотившиеся за изменниками родины, были бывшими партизанами, сами когда-то ставшими жертвами украинской националистической вендетты126. Насилие в разрушенных приграничных районах страны не исчезло полностью вплоть до начала 1950-х годов.
