2.
Мне бы хотелось посоветоваться сначала со Сталиным, прежде чем ответить на Ваш вопрос…
Ленин.
3.
Сейчас приехал Сталин, обсудим с ним и сейчас дадим Вам совместный ответ.
Ленин».
Как видим, сразу же после победы Октябрьской революции Ленин, и до этого ценивший Сталина высоко, все больше начинал ценить его в полную силу возможностей Сталина. Малоизвестный факт: 23 декабря 1917 года именно Сталин на время краткого отпуска Ленина назначается председателем Совнаркома.
Но вот еще один, тоже малоизвестный, но тоже любопытный эпизод – из дореволюционного периода истории партии…
Ленин в письме Зиновьеву от 23 июля 1915 года спрашивает: «Не помните ли фамилии Кобы ?»
Как это понимать?
Безусловно, не приходится сомневаться в том, что дореволюционный Сталин входил в круг ленинских интересов, но получается, входил не так уж плотно и значимо?
Если бы Сталин не был арестован и сослан, а оставался на свободе и по-прежнему руководил бы Русским бюро ЦК, связи Ленина и Сталина укреплялись бы и укреплялись. Но Сталин с конца февраля 1913 года был на четыре года изолирован от оперативной партийной работы, и в результате чуть ли не полное, выходит, забвение?
Да-а, коллизия для любителей лакировки Сталина несколько неожиданная!
Вот-те и «ближайший соратник товарища Ленина…» и т. д.
А товарищ Ленин даже имени «ближайшего соратника» не помнил, оказывается!
Конечно, до революции подлинную фамилию Сталина крепче всего помнили в Охранном отделении, а в партии были больше в ходу псевдонимы. «Кобу» знали также как «Ивановича», «Василия», «Васильева» (последний псевдоним «воскрес» в годы Великой Отечественной войны как кодовое имя Сталина в его фронтовой переписке).
Но чтобы уж так решительно не помнить, что «Коба» – это на самом деле Иосиф Джугашвили?
Странно?..
Да не очень.
С одной стороны, этот неожиданный сюжет лишний раз доказывает, вообще-то, высшую партийную квалификацию Сталина! Профессиональный революционер – по необходимости прежде всего нелегал, а у нелегала нет имени, у него – десятки имен.
Но с другой стороны…
Что ж, с другой стороны, этот сюжет, как ни крути, показывает, что с 1913 года Сталин все же не «сидел» в голове у Ленина так уж повседневно – как, например, тот же Зиновьев или старый партиец Карпинский-Минин (1880–1965), которому Ленин в августе 1915 года писал: «…Письмо Ольги (С.Н. Равич. – С.К. ) получил. Коба прислал привет и сообщение, что здоров…»
Однако уже в начале ноября 1915 года Ленин просит того же Карпинского: «…Большая просьба: узнайте (от Степко или Михи и т. п.) фамилию « Кобы » (Иосиф Дж……?? мы забыли). Очень важно!!»
«Степко» – это кавказский большевик с 1903 года Н.Д. Кикнадзе (1885–1951), «Миха» – член РСДРП с 1898 года кавказский большевик М.Г. Цхакая (1865–1950). Первый с 1906 года, второй – с 1907 по 1917 год находились в эмиграции. Оба Сталина знали по Кавказу прекрасно – еще с революционной юности. И справку, конечно, дать могли.
При этом, даже после восьми лет общения и совместной работы в эмиграции, Ленин пишет об обоих, называя по партийным псевдонимам, а не по фамилиям.
Характерная деталь!
Дореволюционная коллизия с забытой Лениным фамилией Сталина говорит о том, что Сталин, оставаясь для Ленина «чудесным грузином», не был, после ареста и высылки в Сибирь, соратником Ленина по текущей борьбе. Ленин был в Женеве, Сталин – в Курейке. Тут много не посотрудничаешь…
Так что линия «Ленин – Сталин» полностью оформилась и окрепла только после победы Октября.
Зато уж – прочно и неразрывно!
Именно Октябрь и последовавший за ним период новейшей истории России позволили говорить о Сталине не только как о выдающемся ленинском соратнике, но и как о наиболее великом и последовательном продолжателе дела Ленина…
ДЛЯ ВСЕХ лидеров большевизма, ставших с 25 октября (7 ноября) 1917 года руководителями России, два последних месяца 1917 года и первые два месяца нового, 1918 года были не просто напряженными, но и неповторимыми.
Неповторимыми в том смысле, что это были их первые месяцы в новом их общественном качестве – в роли высших государственных управленцев. Теперь уже не было нужды критиковать власть – они сами были властью! И теперь надо было не речами, а делами – ежедневными решениями, распоряжениями, приказами, декретами, постановлениями и т. п. – доказывать окружающим свою компетентность и способность управлять обществом и государством.
«Сто дней» Сталина, как и вообще «Сто дней» большевиков, начались 7 ноября 1917 года и истекли к середине февраля 1918 года – как раз ко времени первого жестокого кризиса молодой советской власти, когда срыв Троцким мирных переговоров в Брест-Литовске поставил РСФСР на грань гибели.
И все эти «Сто дней» слились для Ленина и Сталина – без особых преувеличений – в один бесконечный день.
«Сто дней» Наполеона окончились его крахом. «Сто дней» Ленина и Сталина окончились кризисом, из которого новые вожди России вышли – при всей отчаянности их положения – окрепшими и усилившимися.
Первый опыт был получен, осмыслен и усвоен, а первые «блины» оказались не таким уж и «комом».
2 (15) ноября 1917 года Сталин выступил в прениях на совещании представителей политических партий, рабочих Путиловского завода и Центрального исполнительного комитета Всероссийского железнодорожного союза (Викжель).
Очевидно, это было его первое публичное выступление после Октябрьской революции – в качестве одного из руководителей нового правительства. И что интересно! Новой власти уже неделя, а Сталин держит публичную речь первый раз за неделю. Уже одно это говорит многое об уровне его тогдашней загруженности. Троцкий, я думаю, публично «отметился» за эту неделю не раз и в самых разных аудиториях, а Сталин был по горло занят оперативными вопросами.
Спору нет – время было такое, что Слово (не пылкие речи, а толковое деловое слово) тоже было Делом. Однако в сталинской послеоктябрьской биохронике за 1917 год отмечена, кроме названной выше, лишь еще одна публичная речь – 14 (27) ноября на съезде финляндской социал-демократической рабочей партии в Гельсингфорсе (Хельсинки).
Зато там отмечены (даты даны по старому стилю) три выступления на заседаниях ВЦИК (6 ноября, 14 и 22 декабря); десять выступлений и докладов на заседаниях Совнаркома (16, 19, 20, 27 ноября; 2, 16, 18, 19, 24 и 27 декабря) и два выступления на заседаниях Военно-революционного комитета (31 октября, 22 ноября).
Это – лишь наиболее крупные не публичные, а деловые государственные деяния послеоктябрьского Сталина в конце 1917 года.
А сколько за то же время было решено текущих вопросов «в рабочем порядке», сколько было обменов мнениями, бесед!
Так, 1 (14) декабря 1917 года Сталин беседует с председателем Исполкома Всероссийского мусульманского совета о возвращении мусульманам «Священного корана Османа», 5 (18) декабря ведет переговоры с представителями Белоруссии, 27 и 28 декабря (по старому стилю) – с левыми делегатами казачьего войскового круга Донской области…
29 ноября (по старому стилю) 1917 года ЦК партии создает Бюро ЦК, в которое входят Ленин, Свердлов, Сталин и Троцкий. Первые три – признанные мастера конкретного дела и организации. Четвертый – признанный мастер речей и «теорий».
Так кто составлял подлинную высшую деловую «головку» большевиков в их «Сто дней»?
Чтобы понять характер и наполнение повседневной жизни Сталина после Октября 1917 года, полезно познакомиться с более чем убедительной, на мой взгляд, следующей статистикой…
Дооктябрьские работы Сталина 1917 года, вошедшие в его прижизненное собрание сочинений, – это несколько десятков статей, а также ряд речей и выступлений. Все это занимает в «Сочинениях» третий том, где опубликовано 78 (семьдесят восемь) работ.
А в четвертом томе «Сочинений» опубликовано всего 5 (пять) послеоктябрьских работ Сталина 1917 года, две из которых – это речи, а одна – газетный отчет о докладе Сталина на заседании ВЦИК 22 декабря 1917 года по вопросу о независимости Финляндии.
То есть опубликованные работы Сталина за периоды с марта по ноябрь 1917 года и с ноября 1917-го до конца года соотносятся как 15:1!
До Октября надо было убеждать народ, в том числе и статьями, в необходимости советской власти. После Октября приоритеты изменились – теперь надо было осуществлять советскую власть, ежечасно и ежедневно. Не до теоретических споров и изысканий, и даже не до газетной агитационно-пропагандистской работы теперь товарищу Сталину. У него теперь государственных дел невпроворот.
Соответственно, и 1918 год представлен в «Сочинениях» всего 38 (тридцатью восьмью) работами. Одна – телефонограмма, одна – записка по прямому проводу, шесть – телеграммы, четыре – письма Ленину, три – газетные отчеты о выступлениях Сталина.
Кроме того, в четвертом томе в разделе за 1918 год опубликованы две беседы Сталина с сотрудником «Правды» и две – с сотрудником «Известий». Темы – предельно конкретные: положение на Украине и киевская буржуазная Рада, положение на Донщине и Кавказе, на Северном Кавказе, на Южном фронте.
