С самого начала на съезде развернулись жаркие дискуссии. Они касались самых разных вопросов – от состава делегатов до ключевых программных положений. «Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперед! – вот это я понимаю. Это – жизнь. Это – не то что бесконечные, нудные интеллигентские словопрения, которые кончаются не потому, что люди решили вопрос, а просто потому, что устали говорить», – заявлял Ленин.
Нарекания части делегатов вызвал и упомянутый выше тезис о «диктатуре пролетариата», и ленинская трактовка аграрного вопроса. Ильич счел необходимым включить в программу тезис о союзе пролетариата и крестьянства, что одобрили далеко не все – крестьянство считалось многими марксистами реакционной, отсталой силой. В конечном счете, однако, программа партии была принята.
Самый серьезный конфликт вспыхнул по поводу устава партии, в частности требований к членам РСДРП. В роли главных оппонентов выступили Ленин и Мартов. Ленин настаивал на централизации и достаточно жесткой внутрипартийной дисциплине, Мартов выступал против авторитарных тенденций, настаивая на большей независимости членов партии. Вопрос был поставлен на голосование, победило предложение Мартова, однако раскол в только-только созданной организации становился все более очевидным. К тому же съезд в знак протеста против принимаемых решений покинул ряд делегатов, в том числе «бундовцы». В результате большинство оказалось на стороне Ленина. Для этой группы практически сразу же появилось соответствующее название – «большевики». Сторонников Мартова соответственно окрестили «меньшевиками». Плеханов в этом противоборстве предпочел поддержать Ленина.
Воспользовавшись ситуацией, Ленин смог провести в жизнь свои идеи по поводу организации партийного аппарата. Число редакторов «Искры» было сокращено до трех человек (Плеханов, Ленин и Мартов), был создан Центральный комитет, также состоявший из трех человек (Кржижановский, Носков и Ленгник). Еще одним руководящим органом являлся Совет партии, в число членов которого вошел и Ленин.
После завершения съезда борьба фракций продолжала разгораться. Открытый конфликт произошел в октябре 1903 года в Женеве на совещании Заграничной лиги русской революционной социал-демократии (орган, координирующий деятельность революционных эмигрантов). Здесь меньшевики оказались в большинстве. Более того, Плеханов все отчетливее переходил на их сторону. Под огнем критики Ленин заявил о своем выходе из редколлегии «Искры» и Совета партии.
Возможно, причиной этого были нараставшие проблемы со здоровьем. Нервы Ильича не выдерживали перенапряжения, его мучили головные боли, он не мог спать по ночам. Ему пришлось обратиться к швейцарским врачам, которые поставили ему популярный в те годы диагноз «неврастения». Этим словом называли целую группу нервных расстройств, вызванных хроническим переутомлением и нервным истощением. Рекомендация докторов в таких случаях была универсальной и интуитивно понятной: отказаться от бурной деятельности и побольше отдыхать.
Однако как раз этого Ленин делать и не собирался. Хлопнув дверью, он вовсе не планировал сдаваться. Из-под его пера выходит книга «Шаг вперед, два шага назад (Кризис в нашей партии)», опубликованная в 1904 году. Ленин подробно и тщательно разбирал историю последних месяцев, анализировал существующие в партии течения и группировки и, разумеется, громил своих оппонентов. Главной его мишенью были, естественно, меньшевики во главе с Мартовым. Дружбе двух марксистов пришел окончательный и бесповоротный конец. Об этом Ленин сожалел всю оставшуюся жизнь. «Жаль – Мартова нет с нами, очень жаль! Какой это удивительный товарищ, какой чистый человек!» – сказал он Горькому уже после 1917 года. Разрывы со сподвижниками давались Ильичу нелегко.
Одновременно Ленин пытался вернуть себе рычаги влияния на РСДРП. С помощью Глеба Кржижановского он смог войти в состав Центрального комитета. Однако отношения с Кржижановским вскоре начали портиться. Старый друг, как и многие другие большевики (в первую очередь находившиеся в России), требовали прекращения внутрипартийных раздоров и примирения фракций. Раскалывать только что созданную партию в ситуации, когда единство было критически необходимо, представлялось им верхом безумия. Ленин постепенно оказывался в меньшинстве – он по-прежнему пользовался уважением, но многие не понимали его позиции. «Все умоляем Старика бросить склоку и начать работу, ждем листков и брошюр и всяких советов – лучший способ поправить нервы и лучший ответ на ругань», – писали ему Кржижановский и Носков.
В конечном счете в мае 1904 года Центральный комитет призвал Ленина подчиниться партийной дисциплине и следовать решениям большинства. Только твердая вера в собственную правоту помогла ему в этой ситуации не сломаться и продолжать отстаивать свою правду. «Партия разорвана фактически, устав обращен в тряпку, организация оплевана, только благодушные пошехонцы могут еще не видеть этого. А кто это понял, тому должно быть ясно, что на натиск мартовцев надо отвечать натиском же (а не пошлым рассусоливанием о мире и т. д.). Для натиска и надо употребить все силы», – писал он.
Тем не менее не из одной только работы и партийной борьбы состояла жизнь Ленина. Большевик Бонч-Бруевич вспоминал, как в дни женевского карнавала Ленин смог создать у товарищей праздничное настроение:
«Когда у нас в партии страсти кипели изо всех сил, когда раскол на большевиков и меньшевиков разделял всех и когда среди нас не было веселых настроений, наступил декабрь 1903 г. Мы сидели по своим углам, изучали документы, готовились к докладам, строили свою новую организацию. Не до веселья было нам. На улицу даже не тянуло. Вдруг звонок. Входит Владимир Ильич, оживившийся, веселый.
– Что это мы все сидим за книгами, угрюмые, серьезные? Смотрите, какое веселье на улицах!.. Смех, шутки, пляски… Идемте гулять!..
Мы шумной толпой вышли на улицу. Погода стояла прекрасная, теплая. Огни всюду светились радостно, и многоводная, быстротечная горная река Арва, которая протекала здесь совсем поблизости, так радовала своим переливчатым шумом. (…) Мы зашли к товарищам, всех увлекая с собой на улицу. Шуму и смеху не было конца, и Владимир Ильич – впереди всех. Мы радостной толпой влились в общее веселье улицы и пели, и кричали, и шумели, все более увлекаясь общим приподнятым настроением. Серпантин летел от нас во все стороны более энергично, чем от других компаний, и мы усердно обсыпали конфетти наиболее интересные и живые маски.
