Проклятье, плач, крики — все слилось в общий стон. Подъезжали автобусы, из них выскакивали мужчины, искали на бегу камни и бросали в танки… Что толку? Камни отскакивали от брони, не причиняя ей никакого вреда. Какой-то литовец, прижимая белокурую головку пятилетней девочки к груди, трясущимися руками пытался закрыть ей лицо, глаза, чтобы она не видела того, что творят люди. «Фашисты, фашисты», — почти беззвучно шептали его губы.
И мы вместе с Марией, замерев в ужасе перед экраном телевизора и не веря своим глазам, на одном дыхании твердили то же.
Поздно вечером Джохар, придя домой, мерил квартиру большими шагами; он принимал какое-то решение. Какое? Об этом не знал никто… Литовская кровь беззащитных людей послужила для него хорошим уроком. Мечта о «Поющей революции» была раздавлена на январском снегу.
Я думаю, именно в те минуты он понял, что самое страшное в подобной ситуации — оказаться беспомощным. Перед зверем нужно представать с оружием в руках…
Во время зимнего отпуска огромное количество гостей посетило скромный дом Басхана, старшего брата Джохара. Первый чеченский генерал — это было большой радостью не только для родственников и знакомых, но и для всех чеченцев. Столы стояли накрытыми целый месяц, а незнакомые люди все шли и шли. Мы с Раисой сбились с ног, принимая гостей, особенно после статьи о первом чеченском генерале в газете «Голос Чечено-Ингушетии».
Имам Алимсултанов впервые пел нам свои героические песни под аккомпанемент гитары. Они разжигали кровь и будили память… Люди окружили дом, стояли под окнами, слушали пение и вытирали слезы. И какие удивительные слова…
«Прощай, Гуниб, и каменный, и нежный.
Прощай, суровость неприступных стен.
На ярком полотне имам мятежный,
Потупив взор, идет в почетный плен…»
Это о Шамиле, непокорном Шамиле, 27 лет устрашавшем Россию.
А вот пронизывающие душу строчки о возвращении чеченцев на родину из высылки:
«Седой старик в поношенном бешмете,
став на колени, землю целовал».
Люди окружавшие меня, все побывали там, в Казахстане. Слушая его песни, потупив головы, они, казалось, заново переживали долгие годы унижения и незаслуженных оскорблений.
Имам стал другом нашей семьи и приезжал несколько раз в Тарту. Красивый тридцатипятилетний мужчина, с горячими карими глазами и густой шевелюрой, сам писал стихи, музыку и потом, подыгрывая на гитаре, пел. Слова песен, которые мне особенно понравились, были из сборника стихов известного чеченского поэта Умара Яричева, который однажды приезжал к нам в Тарту вместе с Имамом. Мы устроили домашний концерт. Имам пел свои песни, читал стихи. (Позднее этот горячо любимый всеми певец, которого по праву можно назвать народным, был расстрелян после выступления на концерте в Одессе в 1996 году четырьмя неизвестными. Автоматными очередями были убиты и два его друга, случайно оказавшиеся рядом.)
Нередко из Чечни приезжали гости, я к ним привыкла еще в Сибири. В самые первые годы замужества я научилась делать жижиг-галныш — национальное блюдо чеченцев, которому они были всегда очень рады.
Это неприхотливое отношение к пище, видимо, шло от постоянных войн. Наверно, абреки варили мясо себе сами (его много бегает в горах), потом бросали туда кусочки теста, смешав кукурузную муку с ключевой водой, и, сорвав рядом растущий дикий чеснок или выкопав зимой из-под снега черемшу, делали берам, то есть растолченный и залитый бульоном чеснок. Это простое блюдо давало им силы, а его вкус очень нравился всем нашим знакомым. Гости из Чечни отличались скромностью, вежливостью и неприхотливостью.
В том же году умерла моя обожаемая бабушка Леля. Джохар был ее любимцем, она ласково называла его «Захарушка, зятек» и всегда очень ждала нашего приезда. Каждый раз, шутя, он набавлял ей годы и обещал выдать замуж за генерала. «Ну, вот, теперь еще пяток лет проживу, Захарушка, зятек набавил», — весело говорила бабушка соседям после его отъезда. Она умерла 3 июня, девяноста пяти лет, немного не дожив до своего дня рождения.
Бабушка Леля очень нас ждала той весной, но отпуск Джохару не дали, и приехать мы не смогли. Она, как ребенок, завидовала пышным похоронам — последнее важное событие, которое должно было свершиться в ее жизни. Такие же старушки, как она, собирались кучками и, провожая траурное шествие заинтересованными глазами, считали венки. «Хорошо похоронили», — удовлетворенно вздыхали они, если на похороны приезжало много родственников и венков было много.
Получив телеграмму о смерти бабушки, я срочно выехала в Коломну с детьми. Джохар попросил, чтобы кроме венков от всех нас был еще отдельный, от него. С глубокой печалью мы вернулись домой, а на шестой день я услышала во сне голос: «Бабушка зовет тебя» — и побежала вверх по какой-то кирпичной старой лестнице навстречу свету. В нем стояла бабушка, завернувшись в свой любимый черный плащ. Подбежав к ней, я обняла ее и стала целовать лицо, которое вдруг начало оживать и молодеть на глазах. Плечи ее распрямились, и она стала как будто выше ростом. Передо мной стояла красивая тридцатипятилетняя женщина, в которой я с трудом узнавала дорогие черты моей бабушки, но веяло от нее все той же любовью и родным теплом. «Бабушка, ну как, есть «там» что-нибудь?» — спросила я. «Да, есть», — ответила она, протягивая мне отрез розового атласа, завернутого в серую оберточную бумагу. «А как туда попасть?» В то же мгновение я полетела вниз головой с огромной скоростью и оглушительным свистом в бесконечный черный туннель, который, казалось, пересекал всю землю. Я долго падала, а шум был точно такой же, как в московском метрополитене. Потом я вдруг оказалась парящей под потолком больницы с выкрашенными зеленой масляной краской стенами. Прямо перед собой я увидела трех санитаров в зеленых клеенчатых передниках, перекладывающих мое распростертое обнаженное тело с медицинского стола на колесиках на носилки. Отрешенно я взирала на свое тело, равнодушно думая о том, что они со мной делают. «Видимо, после операции», — спокойно констатировала я и — проснулась в своей кровати. «Какой странный сон, все было как наяву!» — подумала я. Только через полтора года, увидев в газете «Аргументы и факты» фотографию рисунка туннеля с летящими по нему маленькими человеческими фигурками, я почувствовала толчок в груди, я его узнала! Еще чуть позже узнала об исследованиях американским профессором доктором Моуди случаев клинической смерти и памяти о ней. Эзотерическая литература заинтересовала меня, книг было очень много, я читала наиболее интересные места Джохару. Стройная система мироздания начала все четче вырисовываться, непонятное раньше становилось ясным, и, казалось, сам Всевышний открывал мне свои объятья. Его мир был прекрасен!
