за один день невозможно. Очень много туристов. В первом зале на экране шли кадры ужасов, горя, убийства евреев. Кадры транслировались и на стенах, и на полу, и на потолке.
Мы вышли на территорию и заблудились, потеряли наше такси, папа упал от жары. Нам помог полицейский, дал папе воды и вызвал такси. К вечеру отправились в таксопарк искать таксиста, чтобы оплатить за ожидание. Оказывается, он подумал, что мы сбежали, чтобы не платить. Помог Дима, тоже из наших. Он нашел таксиста.
Наш отель находился в хасидском районе. И вечерами, когда солнце садилось, мы много гуляли. Как-то раз мы поехали на прогулку на трамвае в арабскую деревню. Там все необычно: горы, нет зелени и дорог. На обратном пути решили сойти раньше и погулять по городу. Заблудились. Денег в кармане совсем мало, через день уезжать. Пробовали остановить такси – никто нас не брал за те деньги, которые у нас были. Только один араб Арон согласился. Я его уговорила отвезти нас за два доллара. Я ему понравилась: то юбку задерет, то ножки гладит. Уговаривал, понял, что не отдамся, но на руках меня отнес в отель.
Вечер накануне отъезда. Компания американской молодежи пригласила меня и папу в свой круг. Песни, танцы, и вдруг папу зовет охранник. Слышу шум. Я попросила молодых людей отвезти меня в отель. Выяснилось, что кто-то настучал на хозяина ресторана, с нас требуют оплатить счет две тысячи долларов. Или не выпустят из страны. Я заплакала, стала говорить, что это ошибка, прибежал Швике, сказал, что мы его друзья, и все извинились.
В день отъезда к нам подошла красивая женщина и сказала, что будет молиться за нас весь полет. Спросила, сколько лет моему папе, я ответила – семьдесят пять, и она мне на ушко сказала, что они ровесники. Это была хозяйка отеля.
Рейс задержали на шесть часов. Усталые, прилетели ночью. Наша унылая, но родная Москва встретила нас дождем…
Год 1989-й. Умер дедушка. Бабушка постоянно по больницам. Мама продолжает работать по ночам. Выдержать все это маме было нелегко, конечно, ее здоровье подкосилось. У нее начались женские проблемы, ее уговаривали сделать операцию, но она отказывалась, не могла представить, как оставит бабушку и меня. Операция сложная, даже страшно подумать, что бы случилось, если бы она, истекая кровью, не согласилась на операцию в 1990 году. Спустя двадцать один год у меня была точно такая операция. Спасибо друзьям, меня бы никто и не взялся оперировать.
Папа и так уже редко уходил в свою квартиру, а тут понял: надо съезжаться. Случайно увидел объявление, что люди хотели обменять квартиру именно в нашем районе. Наш вариант их устроил, и мы переехали в трехкомнатную квартиру.
7 апреля 1990 года мама и папа снова расписались. Папа вернулся в семью. Жизнь продолжалась. Его свобода не ограничивалась, но время показало, что мы должны быть вместе. Да, он всегда был с нами, а теперь понял, что и жить уже нужно нам вместе. Он всегда был нашей опорой.
25 декабря 1990 года скорая увезла маму на операцию. А через два дня бабушку увезли на ампутацию ноги. Диабет в тяжелой степени. И мама, и бабушка выжили чудом. А я в новогоднюю ночь сломала руку.
Папе приходилось бегать по больницам и на работу. Правда, на помощь из Твери приехала тетя Эмма, папа нанял бабушке сиделку, помогали и мои двоюродные сестры, и папин друг Роман.
Бабушка прожила еще полгода, папа делал все: приводил лучших врачей, носил бабушку в ванну, читал ей газеты. Но в июле бабушки не стало. Я теряла всех, кто дорог и любим.
12 июля – день моего рождения и день потери родных.
После операции и смерти бабушки мама уже не могла работать. Усталость от жизни, молчаливые обиды на племянниц, постоянное беспокойство за меня. Мама посвятила мне всю жизнь и безумно боялась, что меня обидят. Как и бабушка, она пила горстями лекарства, слабела и иногда просто не хотела говорить. Все чаще повторяла: «Хочу к моим, я устала жить». Диабет разрушал ее. И опять папа возил маму к знакомым врачам. Все чаще скорая забирала ее в больницы.
Лето 2006 года. Мама плохо себя чувствовала, но я уговорила ее поехать в Рузу. Лето выдалось прохладное. Маму тянуло в родительский дом, и в конце июля она решилась. В Рузе пробыли неделю. Каждый день приходили ее школьные подруги. Мама больше лежала, уже часто в шутку говорила: «Как вот двух дураков оставлю».
Мне часто снятся сны, отражающие прошлое или предвещающие что-то. Это была последняя ночь с мамой в Рузе. Я легла спать, но уснуть не могла, меня трясло. И вот заснула, но сон ужасный, будто я умерла, но меня спасли.
1 августа 2006 года. Я проснулась от стона мамы в четыре утра. Срочно вызвали такси и поехали в Москву. По дороге заехали к ее школьным подругам, и она как будто прощалась. Хотя она болела долго, нам с папой всегда казалось, что это ее естественное состояние, мы переживали, но о худшем и не думали.
2 августа. В больницу мама не хочет. Наутро ей стало хуже, мы вызвали скорую. Приехали молодые ребята, сказали, что все нормально, и уехали. Папа пошел провожать, дал денег, через пять минут вернулся к маме. Я в это время разговаривала по телефону с Вовой.
Папа облокотился о поручни у дверей моей комнаты и тихо сказал: «Ее больше нет». Пока он провожал врачей, мама упала на пол. Ее не стало в час дня. Я вскрикнула, Вова по телефону все понял и положил трубку.
И вот тут началось ужасное. Мы вновь вызвали вторую бригаду скорой и участкового врача, который приходил рано утром в этот день. Пришли участковый врач и милиционер. Врачи закрылись в комнате и говорили, что маму можно было спасти, но их коллеги не захотели.
Я услышала их разговор, слезы душили меня. Я закричала, что они бессовестные, хотела высказать все, что я думаю о той бригаде, но из-за моей болезни врачи объявили меня невменяемой. Не стали слушать ни меня, ни папу.
Мы позвонили в городскую службу скорой, хотели наказать первую бригаду за их безответственность, но нас уговорили не возбуждать дело, пожалеть молодых врачей. Ни моральных, ни физических сил у нас уже не осталось, мы решили оставить все как есть.
Приехали родственники, я помню тот день: слезы, таблетки, какие-то разговоры
