Подходило к концу жаркое лето 1972 года, я вновь работала на птицефабрике. Возвращаюсь домой после работы, я понимаю, что меня никто не ждет. Полупустая квартира, ободранная мебель и гора бутылок из-под пива и вина на кухне. Мама проявляла ко мне интерес только в день моей зарплаты. Она вновь забирала деньги, и все повторялось. К началу учебного года у меня не было новой школьной формы. Из старой я давно выросла, рукава стали короткими, локти протерлись, не было обуви – я донашивала развалившиеся старые сандалии. Маму это вообще не волновало. Однажды, получив заработанные деньги, прежде чем принести их домой, я зашла в магазин и купила недорогую игрушку сестренке и немного сладкой карамели. За что, придя домой, получила от матери море оскорблений.
– Не смей тратить деньги!!! – кричала мама, пересчитывая на кухне мою зарплату. – Дрянь! Нам еще жить надо полмесяца и питаться! Конфет захотела, на хлеб не хватает, а она конфеты ест. Ишь ты какая! Что бы ты ими подавилась!!!
А на следующий день, приехав с работы, я застаю маму крепко спящей после очередной дозы зелья. В доме никто не убирался, во всех комнатах – беспорядок.
Сестренку забрала к себе мамина сестра. В холодильнике ничего нет, только черствый хлеб и остатки консервов.
Желудок просит есть, тело ломит от усталости, болит голова.
Я сижу в оцепенении на кухонной табуретке.
Что делать? Как жить дальше? Это просто невыносимо, с горечью размышляю я. Я не хочу жить! Все, все надоело!!!
Так думала я, сидя на кухне за столом с облезлой клеенкой. Сил не было даже плакать, пустота вокруг и на душе, в голову все чаще стали лезть подленькие навязчивые мысли: смысла в жизни нет, одни страдания… Кому нужна моя жизнь, да и я сама?..
Что-то удерживало меня от рокового шага.
В дверь позвонили. Открываю и вижу на пороге мою рыжую подружку Светку. У нее были красивые ярко-рыжие волосы, бледная кожа, крупные веснушки и огромные голубые глаза. Одевали Светку, так же как и меня, во все штопанное-перештопанное, и сейчас она стояла в выцветшем зеленом старом летнем платье.
Она посмотрела на меня с удивлением:
– Свет, ты что вся зареванная? Опять маманя ругала? Да не обращай внимания! Моя такая же, и что теперь?!
Я рассказала ей, что очень устала от всего. От тяжелой работы, от постоянных пьянок матери и вообще от своей ненужности и острого чувства голода. Мне казалось, что я на грани нервного срыва. Светка молча выслушала меня, вздохнула и сказала:
– Да хватит реветь, пошли ко мне. Родители уехали, я тоже хочу есть, может, у нас что-нибудь найдем?
Придя к Светке домой, с горечью обнаруживаем, что и в ее доме – пустой холодильник. Неожиданно в морозилке нашли слипшихся замороженных бройлерных тощих, синих цыплят. Есть хотелось невыносимо. В желудке урчало и тошнило от голода, кружилась голова. Попробовали отделить одного цыпленка, чтобы сварить, но тщетно. Чувство голода нарастало. Этот смерзшийся, обледеневший кусок курятины не входил ни в одну кастрюлю. Нам пришлось наполнить большой эмалированный тазик водой, поставить на плиту, положить туда смерзшихся цыплят. Мы хотели дождаться, когда они оттают, оставить немного себе, а остальное мясо положить обратно в холодильник. Расположившись напротив газовой плиты, в четыре глаза уставились на огонь газовой конфорки. Вода долго не закипала, и мы вышли на балкон. Увлеченные своими беседами, совсем забыли про голод и варящихся цыплят. И только когда на кухне зашипела выливающаяся и пенящаяся через край вода, мы вспомнили про нашу еду. Тощие цыплята разварились, даже немного подгорели, и от них по всей квартире распространялся не совсем приятный душок. Помню, с какой жадностью уминали мы этих птиц, даже не заметив, как съели все содержимое таза. Живот был так полон, что от переедания ныл желудок. Но для нас этот день был большим праздником – мы наелись курятины до отвала!
Света мне рассказывала, что мать, обнаружив исчезновение нескольких килограммов цыплят, сильно ее ругала и даже отшлепала мокрой тряпкой.
Еще долго, на протяжении многих лет, страх быть голодной сидел в подсознании, и, наверное, поэтому в моем холодильнике дома и где бы я ни была всегда находилось много разной еды на всякий случай, про запас. Этот страх голода трудно отпустить и забыть. Время стало самым лучшим лекарем.
Лето было в разгаре, для меня оно было привычно хмурым и безрадостным. Ранний подъем на работу, тяжелый труд и холодный, опостылевший дом с мамой, которая все больше и больше уходила в темное пространство алкоголя.
Неожиданно из Казахстана приехали родственники, трое папиных родных братьев. Мы встретились с ними у отца. Они долго расспрашивали меня, как я живу, как сестра, брат и как мама. Расплакавшись, я откровенно рассказала им, насколько невыносима жизнь в доме моей матери. Они посмотрели недоуменно на моего папу (как же так?! ты все это знал и не забрал дочку в свою семью?). Посовещавшись, младший папин брат Леонид предложил мне уехать жить к нему в Северный Казахстан, в село Семиполка.
В один день решилась моя судьба, и жизнь вывела меня на новый виток. Я решилась уехать жить в Казахстан. Мама даже не подозревала, что меня увозят, потому что была в очередном запое, а младшая сестра жила у тетки.
Встав рано утром, я собрала свои скромные пожитки, зашла в комнату, где спала мама, и, прижавшись щекой к облезлому дверному косяку, долго стояла и смотрела на ее бледное, осунувшееся лицо. В комнате стоял тяжелый запах перегара. У меня не было желания писать какие-либо записки, было одно огромное желание уйти из этого дома – дома, который для меня в последнее время стал местом непроходящей душевной и физической боли и внутренней пустоты. В нем уже давно не звучал детский смех, не пахло вкусными борщами – больше не было той доброй и ласковой мамы. Он был пустой, холодный и мрачный.
Помню, как я долго стояла посредине самой большой комнаты в нашей квартире, внимательно оглядывая все в последний раз: тусклые стены, обшарпанный пол, старую, ветхую мебель – все, что осталось от моего детства; по щекам текли слезы – это плакала моя душа. Я осознавала, что прощаюсь не только с этим домом, где прошло детство, я прощаюсь с мамой, с моей родной мамочкой, которая так и не смогла дать мне то, в чем я так нуждалась: любви, мудрости, заботы.
Я достала наш семейный альбом, который все это время прятала от мамы, так как она на многих фотографиях вырезала лицо отца, вытащила из него фотографии моих родителей, сестры, брата, завернула их в газету и положила в свою сумку. К сожалению, в нашем семейном фотоархиве нет ни одной общей семейной фотографии, где были бы сняты все вместе.
Также нет фото, где бы я была сфотографирована с мамой или папой в раннем детстве. Оставив ключи от квартиры на столе, я подошла к двери и вышла из дому с большой тревогой в сердце и крохотной надеждой на то, что мир не такой уж жестокий и моя жизнь переменится к лучшему. Это был первый шаг во взрослую жизнь. Я была готова к переменам, до конца не осознавая, какими они будут нелегкими.
