Глинка опять гордился тем, что придумал новую тему для них, что его выгодно отличало от других любителей. Сочинение, которое Глинка сам исполнял (в автографе есть исполнительские комментарии Майера), показывает его уровень владения инструментом. Пассажи в правой и левой руках, быстрые репетиции (их еще называли «россиниевскими»), то есть повторы одинаковых нот, скачки — все это говорит о хорошем владении инструментом, более совершенном, чем у любителя музыки.
Дальнейший поворот событий в судьбе Глинки произошел через полгода спокойной жизни в столице. В дело вмешалась мистика. В начале марта 1823 года отец, навестивший его в Петербурге, объявил ему свое желание:
— Ты едешь на Кавказ! Тебе нужно лечиться!
И здесь настало время рассказать о болезнях Мишеля Глинки.
На протяжении всей жизни Мишель будет с особым вниманием и трепетностью относиться к своему здоровью. Его воспоминания и сохранившиеся письма пестрят упоминаниями о плохом самочувствии, сыпи, невралгии, лихорадках и припадках. В интерпретации последующих биографов эти факты либо замалчивались, ведь национальному гению не пристало быть болезненным и слабым, либо их значимость преувеличивалась. Болезненностью «оправдывались» многие не вписывающиеся в образ героя поступки.
Но были ли болезни русского гения чем-то необычным в то время?
При рассмотрении исторического контекста оказывается, что нет.
Как и многие, жившие до изобретения антибиотиков, он, можно сказать, постоянно находился между жизнью и смертью. Средняя продолжительность жизни в России, даже к концу XIX века, составляла 40–50 лет, и Глинка, несмотря на постоянные жалобы и болезни, прошел довольно продолжительный, по меркам своего времени, жизненный путь {97}.
Высокая смертность наблюдалась по всей России, особенно среди младенцев. Как свидетельствует Большая медицинская энциклопедия, до пяти лет доживала лишь половина из тысячи детей, а к десяти годам выживала четверть из этого количества. Можно сказать, что Мише в какой-то степени повезло, как и многим другим перешедшим в подростковый возраст. В стране не прекращались эпидемии. С 1804 по 1814 год прошло пять вспышек чумы. Широко распространялись сыпной тиф, черная оспа, которую пытались предотвратить с помощью появившейся тогда вакцинации.
В «Записках» Глинка подробно описал все свои страдания, даже детские, о которых он не мог помнить. Он рассказывал о модных тогда методах лечения, которые он опробовал.
С одной стороны, такие подробности в мемуарах музыканта можно считать излишними и даже уникальными на фоне мемуаристики других художников той поры, в которой все-таки медицинская тема столь сильно не акцентировалась. С другой стороны, еще с эпохи Екатерины II было принято подробно описывать свое физическое состояние, не чураясь подробностей физиологического порядка [77]. Герои, в том числе императрица, рассказывали, даже посторонним, о своих болезнях — геморрое, запорах, свищах и обо всем том, что современное общество табуирует в качестве публичной темы обсуждения. Так что мнительность и ипохондрия Глинки были довольно распространенным явлением. Другое дело, что в мужской компании над болезненностью композитора часто посмеивались. Например, друг и лечащий врач Людвиг Гейденрейх {98} вспоминал: «…был в его характере один довольно оригинальный недостаток, за который я, как медик и как друг, журил его частенько — „да только все не впрок“: это была его мнительность, в большинстве случаев доходившая до смешного» [78].
Некоторые, наоборот, выслушивали Глинку слишком серьезно, оттого воспринимали его болезненность как проявление патологической беспомощности, а его самого как взрослого «ребенка», требующего постоянной опеки и поддержки. Все это часто добавляло в воспоминания о нем современников преувеличенные шаржированные черты {99}. Не случайно Глинка часто становился объектом для карикатур, которые рисовали близкие друзья — художники Николай Степанов и Карл Брюллов.
Тема болезней была для людей XIX века одной из базовых. Помимо заболеваний и эпидемий жизни уносили войны и многочисленные дуэли. Более возвышенно тема жизни и смерти преломлялась у романтиков, которые нередко прибегали к самоубийству. Человек XIX века все также чувствовал себя подобно хрупкому тростнику из известного афоризма Блеза Паскаля: «Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы…»
Известно, что болезни преследовали многих известных композиторов. Бетховен страдал подагрой с мучительными головными болями. Он лечился у доктора Мальфатти {100}, который в 1833 году будет осматривать Глинку. Шуман творил с диагнозом «шизофрения». Он описывал в письмах супруге припадки и судороги во время жара, когда сочинял музыку [79]. Польский гений Шопен страдал от заболеваний верхних и нижних дыхательных путей {101}.
Можно ли поставить под сомнение те страдания, о которых писал композитор? Безусловно, нет. Скорее всего, Глинка на протяжении всей жизни действительно постоянно испытывал физические страдания.
Они были обусловлены тремя факторами: первый — влияние врожденных и приобретенных болезней, второй — соматический, то есть воздействие психики и психологических установок на тело, третий — представления о телесности в культуре.
Рассмотрим первый фактор. Сегодня можно попытаться восстановить «кадриль болезней», как позже о его заболеваниях скажет один из врачей. По воспоминаниям родственников и современников, у него была врожденная золотуха {102}. Этим общим словом называли болезни, связанные с поражениями кожи, лимфатических узлов, глаз, ушей и дыхательных путей. Современная медицина использует термин «атопический дерматит». До сих пор однозначных причин появления этого заболевания не выявлено. Считается, что могут сказываться генетические факторы, нарушение нервной системы, невралгия и аллергии.
Миша называл проявления золотухи «кругами» или «лишаями», которые появлялись на теле. Мучительный кожный зуд усиливался к вечеру, что приводило к бессоннице и раздражительности. Людям, страдающим этим заболеванием, свойственны тревожность, ипохондрия и частые депрессии. Все эти качества постепенно развивались в характере Глинки.
Причинами обострений могли быть внешние факторы — пищевые отравления, заболевания ЛОР-органов, конъюнктивит (обо всех этих заболеваниях Глинка писал в «Записках»). Все вместе это давало осложнения на печень и сердце, приводило к артритам и заболеваниям опорно-двигательного аппарата. К тому же, видимо, Глинка обладал врожденной повышенной сензитивностью. Одним из ее признаков можно считать его утонченный слух — громкие звуки вызывали в нем физические страдания. Сензитивность определяла и низкий болевой порог, то есть он был крайне восприимчив к любым болям. Такие люди, кроме того, отличаются обостренностью всех органов чувств, застенчивостью, тревожностью, боязнью новых поворотов судьбы и всякого рода испытаний.
Второй фактор — соматический — также имел сильное воздействие на физическое здоровье. Во многих сложных ситуациях, когда нужно принять решение или ответить на вызов судьбы, Глинку начинали преследовать боли, тошнота, расстройство желудка и всех органов пищеварения. Гейденрейх отмечал болезненную нервозность в восприятии даже мимолетных впечатлений. Возможно, эта нервозность провоцировала множественные болезненные «химеры», о чем вспоминал врач: паралич пальцев, при котором композитор не мог взять аккорд на фортепиано, или невралгия, то есть
