Есть глубокий смысл в том, что поэты, как правило, умирают рано. Таким способом бог предохраняет жизнь общества от особо утомительной графомании – поэтической, поскольку поэты совершенно не умеют вовремя остановиться сами. Приходится богу прикладывать свою тяжёлую руку.
Фиговые листья
В детстве я писал про фиговый лист:
А лист и вправду был фиговый —
ему ли было спрятать мир.
Стоит Ева у фигового дерева, отрывает то один лист, то другой, примеряет на лобок – какой покрасивше. В лужу смотрится. Прицепила один, самый маленький, но волосики всё-таки укрывший.
Видит Ева, Адам по тропинке идёт. Легла она на тропинку, согнула ноги в коленях, развела широко, а листок фиговый сбоку припёка торчит, но зато на стыдливость указывает, хотя и в плоскости совершенно иной.
Тут Адам глядь, что за чудо перед ним предстало! – у него хуй к небесам взмыл и сорвал с волос его личный фиговый листок.
Ебётся Ева и думает: хорошо, что бог не заставил фиговый лист во влагалище запихивать.
Ебётся Адам и думает: хорошо, что бог не заставил хуй оборачивать фиговыми листьями, да ещё в несколько слоёв.
А дьявол сидит на дереве, наблюдает за ебущимися Адамом и Евой, дрочит обеими руками и размышляет: надо Бога надоумить ещё и на жопу им фиговый листок пришпандоривать.
Естественная парфюмерия
Парфюмерная индустрия исчисляется миллиардами долларов. Женщины покупают себе и мужчины – женщинам, – раскрасивые флакончики духов, которые стоят бешеных денег, особенно если на бутылочке напечатано золотом имя знаменитого жулика-модельера. Общепринятое мнение, что если от женщины разит или веет дорогими духами, то мужчины к этим женщинам сразу тянутся, влюбляются и отвердевают хуем.
Одно время в СССР были особо популярны духи, имитирующие запахи различных цветов: ландышей, сирени, розы. А что мне от того, что баба сиренью пахнет, что – ей руки обламывать и в вазу ставить?
Теперь в основном запахи синтетические, напоминающие хуй знает что.
И вот каждая баба, собирающаяся на свидание, мажет или брызгает за ушами да на груди из заветного флакончика.
Но ведь если мужик нормальный (как я), то вся эта искусственная вонь идущая от бабы, для него омерзительна и тошнотворна. Ведь у каждой женщины есть собственный «флакончик» драгоценных и уникальных духов, которые ни одна другая не имеет. И находится этот «флакончик» у неё между ног. Нормальная баба (которая идёт на свидание со мной), прихорашиваясь перед зеркалом, засовывает пальчик себе во влагалище поглубже и потом им за ушками помажет, да ещё на груди. Такие духи с мужчиной чудеса сделают, а мужики на улице будут оборачиваться не только смотреть на фигуру, но и чтобы уловить её дух.
А сколько денежной экономии – об этом и говорить не приходится.
Однако цель парфюмерной индустрии точно совпадает с целью морали – забить пиздяной запах цветочным или каким-либо элитно-хайтековым.
А женщинам – один хуй: лишь бы мужики приставали. Ненормальные, не как я.
Boz Scaggs и мой чёрный пиар
Побывал я в джаз-клубе на концерте Boz Scaggs. Выложил $70 за билет. Небольшой джаз-клуб в сочетании с хорошим рестораном. Ел вкуснейший гамбургер из бизона.
В 1976-м вышел шедевр Boz Scagg – пластинка Silk Degrees. Когда я явился в Америку в начале 1977, Boz занимал значительную долю репертуара всех радиостанций. Я бредил его музыкой. Даже написал рассказ «Мечта матросика»[18], где все дела происходят на фоне его песен.
Вот я и решил подарить ему копию этого рассказа. Я перевёл на английский название книги и рассказа, подчеркнул маркером имя Boz, многократно повторяемое в рассказе и сноску с называнием его Silk Degrees.
Без этой маркетинговой идеи – кто знает, как наши словечки отзовутся – никогда бы не пошёл слушать постаревшего певца. Это всё равно, что идти на встречу с любовницей, которую не видел тридцать лет, с надеждой, что она осталась красивой, как прежде.
Я слышал новые вещи Boz Scaggs, и они не шли ни в какое сравнение с его молодыми песнями. Единственный раз, когда я совершенно не почувствовал гнусного влияния возраста – это на одном из последних концертов Эллы Фитцжеральд, на который мне посчастливилось попасть. Она держалась и была по-прежнему царицей и пела сказочно несмотря на печать близкой смерти на её лице и фигуре. Не всем, далеко не всем, удаётся в старости оставаться молодым.
Boz Scaggs выглядел прилично и держался с достоинством, впрочем он и в молодости не выпендривался. А то грустно смотреть на нынешнего Мика Джагера, который всё прыгает под мальчика и всё «никак не может удовлетвориться».
Возу Сгагзу подпевала полногрудая юная мулатка с зычным голосом и с густыми волосами на голове, которые начинались чуть ли не с бровей, оставляя лишь узкую полоску лба, разделяющую одни волосы от других. Он давал ей попеть и за это небось ёб в дороге.
Свои старые песни, которые ничуть не постарели, он исполнял на новый, старческий лад, вяло и скучно. В этом помогали ему музыканты, тоже хорошие и тоже старые. Только ударник с птичьим лицом выкомаривался по-молодому, ибо и впрямь был молод.
Менять исполнение прежних успешных песен, как это любят делать потускневшие звёзды, это всё равно как старый поэт начинает править свои юношеские стихи и этим обеспечивает им лишь одно – кастрацию. Уж коль хочешь в старости продолжать петь, так пой новые песни, но не порти старых.
Тем не менее, даже испорченные старые песни вызывали ностальгические эмоции у всех вокруг и у меня. Я, умиротворённый выпитым мартини, хлопал в ладоши памяти своей юности.
В одной его новой скучноватой песне мне понравилась строчка, в которой обыгрывается поговорка:
It is too good to be true.
(Это слишком хорошо, чтобы оказалось правдой.)
В строчке было заменено лишь одно слово:
She is too good to be true, – но смысл резко
менялся и получалось:
Она слишком хороша, чтобы быть верной.
Несмотря на попытку охранника не допустить меня до Воза после концерта, я всё-таки вошёл в его комнатку, где сидела певичка с МасВоок на полных коленях. Boz только что туда вошёл, и я наскоро представился, рассказал, что он через меня обессмерчен в русской литературе и дал ему копию вещих слов, среди которых светилось его имя, подчёркнутое красным цветом. Boz Scaggs с вежливой усталой полуулыбкой взял мои бумажки и сказал «thank you». Я попрощался и ушёл. Через полчаса ему предстояло дать следующий концерт.
Я знал, что Boz может сразу выбросить бумажки в мусорное ведро, но я верил в человеческое тщеславие как в одну из добродетелей. Моя ставка была на то, что он сохранит эти бумажки как свидетельство своего влияния на русскую культуру. А там, кому попадут они в руки и на глаза – это уже в руках бога. Я своё дело сделал: надеюсь на бога, но сам не оплошал.
