Вспоминал о вспышках сталинского гнева и Г. К. Жуков: «Обычно спокойный и рассудительный, он иногда впадал в раздражение. Тогда ему изменяла объективность, он буквально менялся на глазах, еще больше бледнел, взгляд становился тяжелым и жестким. Не много я знал смельчаков, которые могли выдержать сталинский гнев и отпарировать удар».
И все же некоторые люди умели отстоять свое мнение перед лицом сталинского гнева. После неудач подготовительных полетов на самолете АНТ-25 было принято решение совершить перелет через Северный полюс на американском самолете. К Сталину были вызваны летчики Байдуков, Леваневский, авиаконструктор Туполев. Как вспоминал Байдуков, «мы все прибыли в Кремль… и я никогда прежде и потом не видел таким рассерженным Сталина, хотя не раз встречался с ним. Сталин резко настаивал на том, чтобы мы не мучились, а поехали в Америку и купили там нужную для перелета машину». В ответ на это Байдуков сказал: «Товарищ Сталин, я считаю, бесполезное дело – ехать в Америку за самолетом». Сталин разозлился еще больше: «Требую доказательств!» «Впервые видел такого Сталина, – рассказывал Байдуков. – Обычно он с нами ласково, очень вежливо разговаривал. А тут подошел, зеленые глаза, и сапогом два раза по ковру стукнул, мне даже смешно стало. «Требую доказательств!» А я знал Сталина: ему раз соврешь, больше с ним встречаться не будешь!» И Байдуков сказал: «Товарищ Сталин, за два месяца до нашего с Леваневским вылета погиб Вилли Пост, величайший летчик мира, одноглазый, который решил с Аляски перелететь до Северного полюса, а с полюса – сесть в устье какой-нибудь сибирской реки. Что, неужели в Америке нет таких самолетов, как АНТ-25? Оказалось, что нет. И ехать туда за самолетом бесполезно». «Я требую доказательств!» – настаивал Сталин. «Вилли Посту, товарищ Сталин, дали бы самый лучший самолет, если бы он был в американской промышленности!» Байдуков заявил, что, по имеющимся данным, в ближайшие четыре-пять лет зарубежные авиастроители не смогут создать самолет «с дальностью, большей, чем десять тысяч километров, а у нашей машины дальность четырнадцать тысяч километров, она уже существует, и, наверное, можно и дальше ее совершенствовать. Американцы – такие звонари: если бы у них что-то было, на весь мир бы растрезвонили! Более подходящего самолета для дальних перелетов, чем АНТ-25, я не вижу». Байдуков убедил Сталина, и тот смягчился и согласился с его мнением.
Порой Сталин уступал аргументам специалистов, даже если они его не убедили окончательно. А.С. Яковлев писал: «Мне запомнилось, что начальник НИИ ВВС Филин настойчиво выступал за широкое строительство четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков «Пе-8». Сталин возражал: он считал, что нужно строить двухмоторные бомбардировщики и числом побольше. Филин настаивал, его поддержали некоторые другие. В конце концов Сталин сдался, сказав: «Ну, пусть будет по-вашему, хотя вы меня и не убедили». (Жизнь, однако, доказала правоту Сталина. Как писал Яковлев, «Пе-8» поставили в серию на одном заводе параллельно с «Пе-2». Вскоре, уже в ходе войны, к этому вопросу вернулись. «Пе-8» был снят с производства, и завод перешел целиком на строительство «Пе-2». Война требовала большого количества легких тактических фронтовых бомбардировщиков, какими и были «Пе-2».)
Иногда ошибочные решения были следствием того, что Сталин не замечал недостатков предложенного проекта, если его авторы обещали быстро и с наименьшими затратами достичь желаемого результата. По этой причине не раз Сталин поддерживал технически необоснованные предложения и сомнительные научные гипотезы. Мой отец вспоминал, как на одном совещании Сталина подкупила идея о так называемой экранной броне и было принято решение в пользу заведомо негодного проекта. Отцу пришлось доказывать ошибочность принятого проекта на полигонных испытаниях.
Впрочем, Сталин умел признавать свои ошибки. Адмирал И.С. Исаков рассказывал об обсуждении строительства одной железной дороги. Ее проложили поверх наспех построенного шоссе, проходившего через болото. Исаков попросил слова и, горячась, сказал, что это не лезет ни в какие ворота, что вообще накладка железнодорожных путей на шоссе – не что иное, как вредительство. «Тогда «вредительство» относилось к терминологии, можно сказать, модной, бывшей в ходу, и я употребил именно это выражение. Сталин дослушал меня до конца, потом сказал спокойно: «Вы довольно убедительно, товарищ Исаков, проанализировали состояние дела. Действительно, объективно говоря, эта дорога в таком виде, в каком она сейчас есть, не что иное, как вредительство. Но прежде всего тут надо выяснить, кто вредитель? Я – вредитель. Я дал указание построить эту дорогу. Доложили мне, что другого выхода нет, что это ускорит темпы, подробностей не доложили, доложили в общих чертах. Я согласился для ускорения темпов. Так что вредитель в данном случае я. Восстановим истину. А теперь давайте принимать решение, как быть в дальнейшем». Исаков подчеркивал, что «это был один из многих случаев, когда он демонстрировал и чувство юмора, в высшей степени свойственное ему, очень своеобразного юмора, и в общем-то способности сказать о своей ошибке или заблуждении, сказать самому».
Видимо, чтобы избежать подобных ошибок, Сталин задавал множество вопросов авторам новых идей. Однако и в этом случае он мог ошибиться. Порой случалось, что верно поставленные вопросы выявляли не порочность новой идеи, а лишь неподготовленность докладчиков к защите своего предложения. Так один раз случилось с моим отцом и его коллегами. Их ценное предложение о замене сварных башен танков литыми, которое впоследствии было удостоено Сталинской премии, первоначально было отвергнуто на том основании, что конструктор не смог четко ответить на компетентные вопросы Сталина.
Сталина не удовлетворил первый же ответ на его вопрос: «Как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню?» Ответ конструктора: «Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно» немедленно вызвал реплику: «Незначительно – это не инженерный термин. Вы считали?» – «Нет, не считал». – «А почему? Ведь это военная техника». Не спуская с конструктора глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка? Конструктор, встав, тихо сказал: «Незначительно». «Что вы твердите все время «незначительно» да «незначительно», скажите, вы расчеты делали?» – «Нет», – тихо ответил конструктор. «А почему?» Конструктор молчал. Сталин положил на стол находившийся у него в руках листок с проектом решения и сказал: «Я предлагаю отклонить предложенный проект постановления как неподготовленный. Указать товарищам, чтобы они с такими проектами в Политбюро не входили».
