Если б на месте Оуэна был так называемый практический человек, то он несомненно извлек бы громадные выгоды из того блестящего положения, которое выпало на его долю в то время. Вместо этого Роберт Оуэн откровенно, во всеуслышание, отрицая любые компромиссы, объявил о принципах, которыми руководствовался, и даже сам постарался рассеять те недоразумения, которые привели к нему многих из его сторонников. Он смело вступил в открытую борьбу со своими противниками, не скрывая ничего, не поступаясь ни одним из руководивших им принципов, не оставляя места никаким недоразумениям и стараясь словесно и в печати вполне выяснить свои идеи перед публикой. Понятно, что большинство, особенно среди видных представителей упомянутых партий, лишило его своей поддержки, и популярность Оуэна стала быстро исчезать.
Речи, произнесенные им перед поездкой за границу на митингах в “Лондонской таверне”, где он открыто высказал свои религиозные взгляды, особенно восстановили против него клерикалов. Он прямо обвинил их в бессилии, в том, что они остаются слугами сильных и, проповедуя христианскую любовь, ничего не делают, чтобы извлечь из бездны нищеты и разврата миллионы людей, погибающих под гнетом своих притеснителей.
Искреннее других представителей аристократии относился к нему герцог Кентский, который поддерживал его до самой своей смерти, неожиданно последовавшей в январе 1820 года. Перед самой своей смертью он председательствовал на митинге, собравшемся в Лондоне по поводу открытой подписки для устройства одной из предлагаемых Оуэном колоний для бедных. Подписка эта дала недостаточный сбор, и потому замысел не осуществился; в обе палаты была представлена петиция за подписями многих известных лиц с просьбой рассмотреть планы Оуэна в связи с улучшением быта бедной части населения страны. При этом герцог Кентский выражал готовность ехать в Шотландию и лично осмотреть Нью-Ланарк, чтобы поддержать перед палатой те факты, на которые опирался Оуэн.
В том же месяце во время заседания Нижней палаты один из сторонников Оуэна, сэр Вильям де Креспиньи, попросил назначить парламентский комитет для рассмотрения предложений Оуэна. Он сказал при этом, что высшим классам необходимо ознакомиться с положением бедных, дабы устранить их бедствия, так как в противном случае анархия и кровавые беспорядки могут угрожать всему обществу. Он сам видел в Нью-Ланарке, чего можно достигнуть разумным воспитанием, и полученные там впечатления не забудет до конца своей жизни.
При голосовании за предложение Креспиньи было подано 16 голосов и против него —114. Это парламентское заседание, в котором участвовали некоторые из самых выдающихся людей того времени (Брум, Рикардо, Вильберфорс), прекрасно характеризует отношение образованного общества к идеям Оуэна и то, насколько повредил он себе, открыто высказав свои взгляды на предшествовавших публичных митингах. 114 голосов, поданные против предложения, клонившегося к облегчению участи страждущих миллионов бедняков и рабочих, бедствия которых дошли в это время до ужасающего предела, – говорят сами за себя, красноречивее всяких слов.
В следующем году Оуэн подал представителям местного управления графства Ланарк доклад о мерах по борьбе с бедностью, который был издан отдельною брошюрой и дал новый толчок возбужденному им движению. Брошюра эта получила известность и за границей, так что даже французская академия прислала Оуэну благодарность. Здесь, между прочим, развивая очень подробно свои планы устройства промышленно-земледельческих общин, он в первый раз говорит, что человеческий труд, а не деньги, должен быть единицей обмена. Впоследствии, опираясь на этот принцип, составляющий, как известно, основу многих из современных экономических учений, – Оуэн учредил предприятие (National equitable labour exchange), о котором мы поговорим далее.
В 1821 году в парламент была опять внесена петиция со многими подписями влиятельных лиц, ходатайствовавшая о создании комитета для посещения Нью-Ланарка и составления доклада о нем. Ее постигла та же участь, что и первую, причем некоторые из участвовавших в обсуждении лиц, пользовавшихся тогда большой известностью, и в том числе знаменитый Юм, позволили себе крайне неприличное глумление над идеями Оуэна.
За два года до этого Оуэна выдвинули в парламент от Нью-Ланарка, но его не выбрали, да в Оуэне и не было честолюбия сделаться членом парламента. Около тридцати лет спустя он согласился быть кандидатом от одного из избирательных округов Лондона, но и то с единственною целью – использовать этот случай для обращения к избирателям с речью.
Мы уже упоминали о Вильяме Аллене, самом выдающемся из товарищей Роберта Оуэна по нью-ланаркскому делу. Он был весьма богатым человеком, квакером по вере и считался в Англии одним из самых выдающихся и несомненно искренних филантропов; но при этом он отличался узкими взглядами и тою особого вида религиозностью, которая проникнута созерцанием своих собственных совершенств. Аллен пользовался большою известностью в английском обществе: он принадлежал к числу видных членов библейского общества и являлся выдающимся выразителем того пиетизма, который тогда был распространен не только по всей Европе, но проник и в Россию, особенно в высшие сферы общества. Аллен с самого начала стал в оппозицию к Оуэну, постоянно мешал ему и своими придирками довел до того, что последнему пришлось оставить дело, которому он посвятил лучшие свои силы.
Аллен относился к Оуэну с постоянным подозрением, вечно вмешивался в дела школы, находя, что воспитание в ней недостаточно проникнуто религиозным духом, и ввиду этого даже завел тайный надзор за школой, поручив его местному пастору. Как узкий сектант и святоша того английского типа, который существует и поныне, Аллен возмущался широкой религиозной терпимостью Оуэна, положенной им в основание школьного воспитания. В последние годы он настоял даже, чтобы в Нью-Ланаркскую школу был назначен избранный им учитель из Лондона. Речи, произнесенные Оуэном на митинге в зале “Лондонской таверны”, окончательно восстановили Аллена против последнего.
“Я виделся с лордом Сидмутом, – пишет он, – и объявил ему, что мы смотрим с отвращением на принципы, проповедуемые Робертом Оуэном”. В другом письме он говорит: “Роберт Оуэн в городе… Он публично заявил о своих принципах… И я не согласен оставаться в нью-ланаркском деле, если только оно не будет находиться под строгим надзором человека, которому мы можем вполне доверять”.
Лучшим ответом на клеветы, распространяемые людьми, подобными Аллену, и разными клерикальными святошами, было мнение, высказанное около двух лет спустя комитетом под председательством герцога Кентского, в числе членов которого были герцог Сассекс, сэр Роберт Пиль, Давид Рикардо, де Креспиньи, Макиннон, Вуд и другие пользовавшиеся всеобщим уважением и известностью люди. “Комитету, – говорят они, – уже известны те возражения, которые приводились против системы Оуэна, но все они не имеют в своем основании ни фактов, ни здравого смысла”.
