«Если мы приглашаем человека к себе в дом, — говорил я, — угощение является очевидной социальной необходимостью. Еда действует как смазочный материал, облегчающий человеческое общение и обогащающий социальные контакты.
Разумеется, если наш гость в ответ пригласит нас к себе, то дома он захочет ответить тем же — ведь социальные контакты основаны на своего рода балансе взаимных компенсаций.
Но если ты не можешь пригласить к себе людей, в доме у которых ты побывала, лишь потому, что твое угощение для них по ритуальным соображениям неприемлемо, ваши отношения неизбежно станут более напряженными и, при прочих равных, начнут ослабевать. Это быстро ограничит твои контакты рамками твоей собственной группы и, в конечном счете, поощрит эндогамные браки внутри нее.»
Барбара, которая на протяжении моей прочувствованной лекции неустанно сортировала белье, ответила, не отрываясь от работы:
«Все это звучит очень интересно и занимательно, особенно в устах человека, который еще недавно заявлял, что терпеть не может абстрактного теоретизирования и предпочитает конкретные, точные указания. Для меня самым важным является то, что мы соблюдаем кашрут потому, что получили такое указание, и, если я что-нибудь понимаю, это обстоятельство вносит важный дополнительный аспект в самый вопрос о питании. Еда перестает быть просто тем, что готовят на кухне, она “приобщается” к безграничному духовному миру.»
Наконец-то мы сподобились увидеть загадочную микву. Впервые это произошло, когда мы принесли наши новые кухонные принадлежности и посуду для обязательного погружения в нее.
Своими кафельными плитками и уходящими под воду ступенями миква напоминала крытый плавательный бассейн, только сильно уменьшенный в размерах.
Она еще больше походила на большую ванну, хотя и казалась непропорционально глубокой: наполнявшая ее чистая вода подступала к самому краю. Погружая в этот колодец нашу посуду и кухонные принадлежности, я увидел в воде свое отражение. Оно показалось мне чересчур серьезным и сосредоточенным, но на душе у меня в этот момент было спокойно и легко, — я понимал, что делаю еще один шаг в правильном направлении.
Окончательно решившись следовать традиции, мы были готовы выполнить все, что требовал от нас рабби Фрид. Однако следующий шаг оказался гораздо более трудным, чем все предыдущие.
Он предполагал резкое изменение нашего образа жизни и заставил нас уделить серьезное внимание тому, о чем мы раньше никогда не думали.
Мы были буквально изумлены, узнав, насколько логично древние законы о «семейной чистоте» сходятся с современными представлениями о естественных биологических ритмах, и как глубоко еврейские мудрецы, жившие две тысячи лет назад, проникли в тайны организма, которые наша медицина только сейчас начинает постигать.
Система еврейских законов, предписывающих добиваться отсроченного оргазма и обязывающих соблюдать сексуальную самодисциплину, требующих доверия и взаимопонимания между супругами, находилась в резком контрасте с так называемой «новой моралью» — теми лихорадочными поисками наслаждений, которые считаются в современном обществе само собой разумеющимися.
Поскольку мы долгие годы принимали всевозможные меры, благоприятствующие зачатию, сама идея периодического воздержания не была для нас чем-то новым. Зато совершенно необычным оказался принцип, запрещающий любой физический контакт в течение определенного периода.
Это побуждало нас искать иные пути общения, не противоречащие заповедям, что, в свою очередь, явно обогащало наши отношения.
Барбара несколько дней в неделю изучала еврейские законы под руководством жены рабби Фрида и вскоре окончательно примирилась с правилами, предписывающими еврейским женщинам скромность и запрещающими появление на улице с непокрытой головой.
Вспоминая эти первые недели и перемены, происшедшие за короткое время в нашем образе жизни, мы не могли избавиться от чувства удивления. Вступая на этот путь, мы вовсе не собирались стать ортодоксальными евреями, но в действительности быстро ими стали. Это наполняло нас восхитительным чувством. Мы следовали указаниям рабби с глубокой верой, и наша связь с Всевышним становилась крепче с каждой новой мицвой, которая входила в нашу жизнь.
ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ рабби Фрид согласился собрать религиозный суд для проведения гиюра нашей Хсин-Мей. Руководитель Еврейской школы рабби Гольдштейн, рабби Кауфман из ортодоксальной синагоги и сам рабби Фрид составили бейт-дин. Они пришли к заключению, что мне придется войти в микву вместе с Хсин-Мей — для того, чтобы она могла полностью погрузиться в воду требуемые три раза и в то же время не подвергнуться опасности, поскольку глубина воды в микве намного превосходила высоту ее роста.
Хсин-Мей разделась. Я осторожно взял ее за руку и мы медленно спустились по ступеням в микву. Я чувствовал, что Хсин-Мей напряглась и встревожена. Вода на ступенях тепло ласкала наши босые ноги.
Я вошел в воду первым, потом взял ее на руки.
«Послушай, милая, — сказал я, — сейчас тебе нужно будет три раза окунуться в воду. Тебе нечего бояться — я все время буду с тобой.»
В ее глазах я прочитал полное доверие.
Я разжал объятия, и она выскользнула из моих рук. Вода миквы поглотила ее.
Еще два раза я поднимал и выпускал свою девочку. Глядя наверх, я видел над собой сосредоточенные лица всех трех раввинов.
Позже, когда мы с Барбарой и Хсин-Мей покидали здание миквы, рабби Фрид пожелал нам мазал тов и вручил мне официальный документ. Его перевод гласил:
«Мы подтверждаем, что девочка Двора, дочь нашего праотца Авраама, прошла погружение в кошерную микву. Теперь мы приветствуем ее как нашу собственную дочь и обращаемся к ней: “Благословен Г-сподь, отец Авраама, праотца нашего, направивший ее, дабы она могла идти и следовать по Твоему пути. Амен.”
Ради этого мы собрались в качестве бейт-дина в указанном ниже городе и засвидетельствовали факт ее обращения в иудаизм нашими подписями — сегодня, в среду, 12 ияра 5736 года.»
На следующее утро Барбара прочла по молитвеннику:
«Г-сподь мой!
Душа, которую Ты вложил в меня, Чиста.
Это Ты создал ее,
Ты сформировал ее,
Ты вдохнул ее в меня,
Ты сторожишь ее во мне,
И Ты заберешь ее у меня
И возвратишь ее мне в грядущие времена.
Все то время, пока душа во мне,
Я возношу хвалы Тебе,
