Меня серьезно беспокоит, что происходит инфантилизация всей мировой культуры, постоянная промывка мозгов, которая непрерывно ведется с помощью рекламы. Когда огромные мегафоны, которым позавидовали бы и Геббельс, и Жданов, дни напролет, бесконечно, убеждают нас только в одной вещи — купите, купите, купите… Это и есть страшный процесс инфантилизации, превращающий весь мир в единый детский сад. Там едят — что скармливают. И верят, что говорит старшая нянечка. И ничего особо не хотят, кроме возможности поиграть в игрушки. И это совсем не потому, что Иисус когда-то сказал — Будьте, как дети, и вы будете счастливы. А потому что дети — самые замечательные потребители, они готовы купить абсолютно все, что им предложат. И принимать это, как норму.
Тысячи лет человечество боролось, чтобы достичь какой-то зрелости, а нынешний глобальный детский сад, с новыми техническими возможностями, возвращает нас к младенческому возрасту. Но этот младенческий возраст человечества очень жесток, в нем нет ни сострадания, ни жалости.
— Ну и кто слушает сегодня писателей, когда пришло время пиарщиков, рекламщиков, менеджеров, а то и моделей?
— Может, никто меня и не слушает — и что? Я должен замолчать, прекратить разговаривать? Мы все время разговариваем, дни и ночи напролет. Независимо о того, слушают нас или не слушают. Так это и в семье, и в политической жизни, и во всем. Но я верю, что прекрасная и живая идея никогда не потеряется. Возможно, она пролежит в земле сто лет, как это случается в пустыне, где мы сейчас находимся. Здесь зерно, заброшенное, может валятся много времени и потом вдруг прорасти. Оно просто ждет своего часа. И в один прекрасный день прольется дождь и зацветет колос. Может быть, меня уже здесь не будет, чтобы увидеть это. Но разве это важно? Может быть, я приду сюда снова, уже не в своей телесной оболочке и увижу, как это станет красиво и хорошо.
— Вы верите в реинкарнацию или в Бога? Извините, за интимный вопрос…
— Я отвечу уклончиво. Я полагаю, что мы всегда можем пригласить наших мертвых к себе домой и разговаривать, когда мы этого захотим. Когда мои родители были еще живы, мы очень мало общались о самых важных сущностных вещах. Мы всегда говорили о темах, которые не столь важны. Например, о коммунизме, социализме, о Ницше, о Марксе, о каких-то текущих политических событиях. Но мы не разговаривали ни о наших чувствах, ни о наших страхах. Некогда было — за другими разговорами.
И вот, родители мои умерли уже десятки лет назад, и я их приглашаю, как и других знакомых, ушедших в мир иной. Я говорю тем, кто ушел от нас — Присаживайтесь, выпейте чашечку кофе и мы поговорим обо всем, о чем мы не поговорили тогда, когда вы все были живы. А потом я вас познакомлю с женой и моими детьми, которых вы не знали. Не успели узнать. Пришло время, чтобы вы все познакомились. А потом я говорю — Еще чашка кофе и давайте простимся, вы не будете жить у меня. Но вы всегда сюда приглашены и обязательно еще придете. Именно так я написал свою последнюю пока книгу «Повесть о любви и тьме».
— А с Израилем вы успеваете поговорить? Это та страна, который ваши родители и вы хотели построить?
— Израиль родился в монументальных снах. Всякие сны находят свои ворота. Здесь среди первопроходцев были люди, которые хотели возродить библейские времена. Были социал- демократы западного типа. Были и те, кто хотел построить марксистский рай на этой земле. А кого-то устраивало и просто создание еврейского местечка-штетла. Поэтому здесь всего понемногу.
Но понятно, что Израиль — это разочарование. Единственный путь, чтобы твоя мечта осталась жива, цела и невредима в том, чтобы никогда не воплощать ее в жизнь. Как только мечта воплощается, вы всегда ощутите привкус разочарования. То же самое происходит, когда ты построишь наконец свой дом, когда ты напишешь роман, когда воплощаются твои сексуальные фантазии. Так же случается, когда ты строишь свое государство. Разочарование в Израиле это не исконное качество этой страны. Это природное качество мечты, сна. Я люблю Израиль, даже в те дни, когда он для меня невыносим. Это маленький дом, с хлипкими стенами, который выстроен из великой мечты. Но я люблю и великие сны, и великие мечтания, и этот маленький дом.
— А как вы относитесь к тем, кто считает, что евреи — избранная нация?
— Если евреи и избранная нация, то только в том, чтобы Господь наказывал ее постоянными ударами. Я не хочу такого избранничества и не верю в особенные народы или расы. Я с трудом верю в избранные мгновения жизни, вот они бывают и, причем, всегда очень личные, а не общественные или государственные.
— Значит ваши избранные мгновения связаны с одиночеством?
— Одиночество — это моя верная подруга. Я никогда не бываю один. Я всегда со своим одиночеством. Так что нас всегда двое: я и мое одиночество.
— Но в этой стране невозможно жить только с собой. Какое будущее вы видите у Израиля?
— Я думаю, что нам надо выйти из всех этих драчек с арабами. Теперь это опять стало вопросом жизни и смерти. И для нас, и для арабов. Если мы выберемся из этой потасовки с ними, то Израиль, увы, раем не станет. Мы всегда будем страной криков и противоречивых конфликтов, потому что сам Израиль — производное от мечтания и снов. Но внутренний культурный конфликт — это замечательный климат.
Здесь есть семь миллионов граждан и семь миллионов глав правительств, семь миллионов пророков и семь миллионов Мессий. Такая явь производит громадный шум и жизнь порой невыносима. Но это полезно для культуры.
— Какой культуры? В век интернета и, как вы сами сказали, постоянных призывов покупать и снова покупать? И, как правило, не книги…
— Это происходит у нас на глазах, но все равно останутся люди, которые будут по настоящему любить книгу. Не думаю, что библиотеки мира закроются в один день и их двери будут забиты досками. Все равно, туда ворвутся какие-то молодые люди и будут там читать при свете карманного фонаря.
Возможно, останется немного людей, которые будут читать книги, но всегда останутся те, кто не сможет жить без них. Это чувственная приверженность, без которой кто-то просто не может жить. Интернет с собой в постель не возьмешь и с ним не испытать ту эротическую радость и наслаждение, когда ты впервые открываешь новую книгу, у нее особый запах, листы ее пахнут типографской краской и клеем. Это почти сексуальное чувство. Те, кто испытал его, эту радость, тот никогда не изменит ему с интернетом.
— У каждого своя любовь… Но в разных-разных странах я встречал очень похожих внутренним светом людей.
