Лондон, 30 октября 1941
Я получил вашу телеграмму от 27 октября относительно участия войск, находящихся под вашим командованием, в межсоюзнических операциях на Востоке. Вы понимаете, что нам чрезвычайно важно развернуть в Ливии самые широкие действия. Но по соображениям экономии сил и сокращения сроков подготовки мы должны сосредоточить свои усилия на второй фазе кампании, то есть на захвате Триполитании. Необходимо, чтобы в наступлении в Триполитании участвовала почти вся группа Лармина, а также вся наша авиация и военные корабли, которые прибудут в Бейрут в декабре месяце. В связи с этим вы оставите в Леванте только минимум французских войск, например два сенегальских батальона, роту Иностранного легиона, одну батарею, морскую пехоту и все специальные части, которые по этому случаю следовало бы пополнить командным составом. Естественно, что организацию своих воинских частей и подразделений должны определить мы сами.
Как бы там ни было, мы ни в коем случае не должны идти на раздробление своих сил. В частности, я одобряю ваш отказ от участия наших танков в киренаикской операции. Единственно только наша авиация с самого начала операций может участвовать в боях при условии, если она будет использована целыми авиагруппами под командованием наших офицеров.
Антуан, находящийся сейчас на пути в Бейрут, привезет вам вместе с моим письмом служебную записку, в которой излагается вся совокупность вопроса в том виде, как я его сам поставил перед английским премьер-министром.
Письмо министра иностранных дел Идена генералу де Голлю, в Лондоне
(Перевод)
Лондон, 10 ноября 1941
Дорогой генерал!
Я ознакомился с различными жалобами, о которых вы упомянули в письме от 24 октября и которые касаются обращения с добровольцами вооруженных сил «Свободной Франции», прибывающими в нашу страну.
Я признаю известную обоснованность этих жалоб в том, что касается обращения с группой добровольцев, направленных в Йорк в прошлом месяце. В результате недоразумения не были соблюдены обычные правила, и я опасаюсь, что этим людям пришлось перенести некоторые неудобства. Я весьма сожалею, что это могло произойти. По этому поводу ведется расследование и будут приняты эффективные меры, чтобы помешать повторению подобных инцидентов в будущем.
Мне трудно понять, чем мог быть вызван ваш второй протест. Время от времени отдельных добровольцев-специалистов спрашивают, не пожелают ли они сотрудничать с британскими службами в случае, если власти «Свободной Франции» согласятся их отпустить. В связи со специальными заданиями, которые могут быть возложены на этих людей, такой вопрос может быть им задан лишь во время опроса в «Патриотической школе». Однако никакого давления при этом не допускается, и что бы ни случилось в прошлом, ныне мы не вербуем никого без согласия «Свободной Франции». Как общее правило, три наших военных органа ни в коем случае не соглашаются принимать на службу к себе лиц французской национальности, даже если французы сами но собственной инициативе стремятся к этому…
Я считаю нужным заверить вас, что все ведомства правительства Его Величества прекрасно понимают, какое важное значение имеет прием вновь прибывших добровольцев. Возможно, в прошлом были допущены ошибки. Но вы, я полагаю, согласитесь с тем, что большинство из них сейчас уже исправлено и что, за исключением достойного сожаления инцидента в Йорке, у прибывающих добровольцев больше нет никаких серьезных оснований жаловаться на отношение к ним в нашей стране.
Искренне ваш.
Речь генерала де Голля на собрании ассоциации «Французов Великобритании» в Лондонском Альберт-холле 15 ноября 1941
Путник, который взбирается по дороге, ведущей в гору, время от времени останавливается на несколько мгновений, чтобы окинуть взглядом пройденный путь и определить, сколько еще осталось до цели. Так и мы, в результате замечательной инициативы французов, проживающих в Великобритании, сочли нужным собраться сегодня здесь, чтобы в этой демонстрации нашего единства почерпнуть новые силы и твердость, необходимые нам на трудном пути борьбы за родину. Это намерение нам будет легко осуществить, ибо, несмотря на заботы военного времени, мы никогда еще так отчетливо не представляли себе, кто мы, чего мы хотим и почему мы так уверены в том, что выбрали наилучший путь служения Франции.
Кто мы? Нет ничего проще ответить на этот вопрос. Завтра исполняется 17 месяцев с тех пор, как он впервые был поставлен и решен. Мы — французы самого различного происхождения, положения и взглядов, решившие объединиться в борьбе за свою страну. Все мы сделали это добровольно, просто и безоговорочно. Я не совершу бестактности, если подчеркну, что в общем все те, кто встали на этот путь, прошли через страдания и жертвы. Каждый из нас лишь знает и хранит в тайниках своего сердца правду о том, чего ему это стоило. Но именно в этом самопожертвовании, как и в нашей сплоченности, и заключается источник наших сил. Именно из этого очага разгорелось то великое французское пламя, которое, становясь с каждым днем все сильнее и ярче, закалило теперь нас. Ибо призыву Франции повиновались мы. В тот момент, когда все, казалось, рушилось в бездну и людьми овладело отчаяние, речь шла о том, чтобы знать, сумеет ли эта великая и благородная страна, выданная на произвол врага в результате самой чудовищной измены, какую только знала история, найти среди своих сынов и дочерей мужественных людей, способных поднять ее знамя. Речь шла о том, чтобы знать, может ли французская империя с шестидесятимиллионным населением, не затронутая войной, остаться совершенно безучастной к борьбе за жизнь или смерть Франции. Речь шла о том, чтобы знать, остался ли еще хоть один клочок нашей земли, который хотел бы воевать вместе с нашими храбрыми союзниками, продолжающими сражаться за свое и за наше спасение. Речь шла о том, чтобы знать, умолкнет ли окончательно голос Франции или, что еще хуже, будет ли мир считать, что он узнал этот голос в той отвратительной подделке, которую изготовили враги Франции и ее предатели. Речь шла, наконец, о том, чтобы знать, увидит ли когда-нибудь французская нация во мраке рабской ночи свет надежды, чтобы поддержать в ней дух сопротивления и доказать, что она остается солидарной с партией свободы.
Такой была с первого дня наша цель, такой она, без всяких изменений, остается и сегодня. К этой цели мы шли неуклонно и без колебаний. А когда узнают, какими средствами при этом мы располагали, я думаю, что мир выразит некоторое удивление. Мы не имели ни организации, ни войск, ни командного состава, ни оружия, ни самолетов, ни кораблей. У нас совсем не было администрации, бюджета, руководящих кадров, законодательства. Очень немногие во Франции знали о нас, а за рубежом нас считали всего лишь симпатичными отчаянными головами без прошлого и будущего.
